Когда Эдвард пришёл к пещере, Маркус уже убирал шарманку. «Так… Осталось ещё поправить листья…», — бормотал старик, пытаясь сдвинуть с места валун, на котором сидел ранее. За ним начинались резкие джунгли с оранжевыми цветами, мокрыми лианами и кричащими попугаями.

Старик отряхнул ладони и посмотрел на Эдварда каменными зрачками. Тому даже показалось, что они укоризненно качнулись. Зрачки, как и шарманка, были ещё одной тайной Маркуса, из-за которой Эдвард, тогда ещё совсем маленький, познакомился с ним, а остальные взрослые избегали. Когда старик сердился или волновался, зрачки поблескивали опалом, а когда радовался — изумрудом.

Сколько Эдвард себя помнил, Маркус всегда сидел у входа в пещеру и играл на шарманке. Он никогда не объяснял, зачем это делал, но мальчику всегда нравилось слушать, как из шарманки текли нежные звуки ручья, пение птиц и восходов, с самого момента, как раскрывался на востоке веер зари и пока солнечное яблоко не падало в подушку джунглей.

Вот. Джунгли. Они начинались прямо за пещерой, хотя профессор в колледже при Кэмбриджском университете утверждал, что в таком климате джунглей не бывает.

Когда Эдвард вырос, он уехал и поступил в этот самый колледж, но приезжал каждые каникулы. Как и теперь. И хотя брендовая куртка и кроссовки с подсветкой смотрелись здесь дико, Эдварда, как и прежде, не пугали звуки джунглей. Сегодня они будто… нет, не умерли, но вздрагивали, причём не отрывисто, как бразильские фейерверки, а единым древним изваянием.

— Маркус, что ты делаешь? — наконец спросил Эдвард.
Старик вздохнул, огляделся.
— Камни уже начали движение… Пока нет исследователей — пошли.

Он шагнул во влажные, зевающие листья, и Эдвард бросился за ним: вдалеке в джунглях был виден только седой затылок.

Старик перепрыгивал через поваленные деревья, обегал клубки лиан, словно ему самому не терпелось скорее оказаться там, куда он вёл Эдварда, и боялся опоздать.

Ещё один поворот, ещё одна каменная глыба… Эдвард бежал, за шиворот капало с деревьев. Силуэт старика то терялся среди листвы, то отчётливо виднелся, но довольно далеко. Ещё один поворот и на Эдварда обрушился хохот.

Он согнулся и зажал уши. «Разве обезьяны уме… ют сме… ять… ся?» — мысли лихорадочно бились в голове, а когда Эдвард поднял глаза, взгляд уткнулся в тёмные кроны деревьев. Неба видно не было.

Он огляделся и заметил, что они оказались у входа в ту самую заваленную пещеру, рядом с которой сидел всегда Маркус.
— Так ты говорил, — прошептал Эдвард, дотронувшись до сводов, гладких, словно застыли не камни, а шёлк, — так ты говорил, что входа нет!
— Мало ли что я говорил, — тяжело вздохнул Маркус. — Помоги-ка мне лучше.

Они отодвинули большой валун, потом ещё и ещё, прошли внутрь, а потом Эдвард заметил, что под ногами уже не земля, а песок с торчащими обломками костей.

— Маркус, это… Что это?

Они стояли на высохшей сковородке пляжа, вместо воды зияла огромная мёртвая впадина; на горизонте небо клубилось и соединялось с ней, и казалось, будто ветер оттуда пахнет чем-то обнадёживающим.

— Маркус…

Маркус сидел на валуне, покрытом сетью плесени, сам такой же, в плёнке морщин, с дрожащими коричневыми руками.

— Это верхнее море, — тяжело вздохнул он. То, где раньше жил я, мои родители, весь наш народ.
— То есть, это всё не легенды, — прошептал Эдвард.

Как в пещере могло появиться своё собственное море, небо, что это за движение камней? Но он чувствовал, что это не легенды.

Эдвард пошёл по берегу, мимо серых коряг, зловеще вытянувшихся, словно крокодилы, и хотевших броситься туда, где должна была начинаться вода. Песок засыпался в кроссовки, и Эдвард почувствовал, как что-то кольнуло в ногу — ракушка, похожая на плавник древней рыбы.

— Нет, не легенды, — донёсся голос Маркуса. — Мы жили здесь всегда, наш народ был искусен в легендах и гончарном мастерстве, а потом…

Эдвард обернулся.

— А потом срок нашего мира истёк, началось землетрясение, и вся вода ушла, забрав с собой всех, кто был недостоин дождаться следующего мира. А теперь он наконец настанет. Взамен следующего.

Эдвард вздрогнул, и ракушка выпала из рук, вонзившись в песок острым краем.

— Того мира, где ты привык жить, не станет. Когда-то один из наших захотел уйти вниз, к другому народу, предав свой. Ваши правители всегда хотели заполучить эту землю из-за золота, сокрытого в ней…. Но теперь земля скроет их.

Небо набухало, словно надкушенный персик, а от горизонта двинулся огромный вал воды, в одном его плеске можно было утонуть.

Эдвард стоял и смотрел, как зачарованный, не в силах осознать только что услышанное. Да, ему всегда нравилась легенда о мире, где рождается солнце, но… Ведь не останется ничего, ни колледжа, ни… Он почувствовал, как события прошлой жизни медленно стираются из памяти.

— Тогда почему ты… Не предупредил остальных? Увёл меня сюда? О каких исследователях ты говорил? — Эдвард повернулся, сжав кулаки. Острый комок застрял в горле, а на глазах против желания выступили слёзы.

— Сейсмологи уже почувствовали активность земной коры, и на том месте, где я прежде играл на шарманке, наверняка всё оцеплено. Эти учёные пытались проникнуть сюда и раньше, пришлось подбросить им несколько образцов испорченной породы, а потом устроить завал. Чтобы уже никто не пытался попасть туда, где ему нет места.

Золотые лучи разрезали туман, а свежесть в воздухе становилась всё более ощутима.

— Это будет новый мир, малыш, — старик, подойдя ближе, положил руку на плечо Эдварду.

Тот закрыл лицо ладонями и затрясся в рыданиях. Оттого, что приходит новый мир, и оттого, что он узнал его слишком поздно.

Автор: Наталья Мерзликина
Фото: Екатерина Мордачёва