Культурный журнал

Купалка

русалка купается
Вадим сидел за столиком в полупустом зале. Он зашёл в кафе по единственной причине: начался дождь, и шататься по улицам стало не очень-то приятно. Намного комфортней было потягивать красное полусухое из пузатого фужера и рассматривать развешанные по стенам картины местных умельцев. Работы были выполнены грамотно, строго композиционно. Но от них веяло замшелой скукой, мещанством и безысходностью. По сути, все они являли собой торжество штампов над искусством. Впрочем, вполне подходили для украшения общепита. Одни из творений представляли собой изображения неизвестных ботанике растений, составленных в букеты и помещённых в различные стеклянные и глиняные ёмкости, вторые кричали о себе нервным хаосом цветных пятен под пуантилистов, третьи терзали взгляд неожиданными феериями аппетитно-жирных размашистых мазков. Но и те, и другие полотна, без всяких сомнений, должны были служить зовом к созиданию и попутно заставлять посетителей чувствовать себя приобщёнными к культуре людьми. Natura parendum vincitur. Природу побеждает тот, кто ей повинуется.

Вадим вздохнул и осмотрелся. Помещение утопало в сине-жёлтом свете, исходившем от лампочек, развешанных по потолку в шахматном порядке. На столиках царствовали светильники с абажурами, похожими на шотландские килты. «Бравые гвардейцы» предназначались для создания дополнительного уюта и домашности. Музыка, заполнявшая пространство от входа до стойки бара, была представлена зарубежной эстрадой в стиле «опа-хопа», с вкраплениями динамичных «бобца-бобца», галопирующими ударами парового молота и шаловливыми шлепками по мокрым попам. Музыка, ниже которой по уровню развития стоят лишь женоподобные и лишённые интеллекта мужички с эротично натянутыми привздохами, эх-разгуляй дебилы, почему-то присвоившие себе звание шансонье, да ещё, пожалуй, сливные бачки с пенисто-вихрастыми звучными водоворотами. Скучно, убого и невыносимо тоскливо.

Вадим пригубил вина и принялся разглядывать официанток. Обе представительницы частного общепитовского сервиса, обладательницы бюстов, которым позавидовали бы Шарм и Тимонье¹, стояли у стойки и о чём-то оживлённо беседовали с барменом, периодически прерывая болтовню всплесками мощного гогота. И хохотали от души, прикрывая ручками ярко-бордовые густо напомаженные рты. Задирали головы и притоптывали ногами, плавно переходящими в туфли фасона «коровьи морды», любовно именуемые в народе «мечта порнозвезды».

«И будут слёзы, обниманья», — задушевно похрипывал из колонок Миша Круг, поражая не столько вокальными выкрутасами, сколько эрудицией, вещая о том, что «ты одна мне толчок (sic!) к поэзии дала…»

Вадим рассмеялся. Он представил Круга, при жизни походившего на бегемота в двубортном пиджаке, сидящем на толчке поэзии. А впрочем, такой поэзии там самое место.

Тем не менее, вечер прибавлял в весе. За окнами стемнело, чернильные каракатицы теней раскинули щупальца и обвили ими город.

Вадим вытащил из кармана сигарету… и вспомнил, что забыл зажигалку, оставив её на столе в кухне своего друга-доктора, к которому он заходил час тому назад поболтать о всяких пустяках. Вадим вздохнул и направился прикуривать к бармену. Но, не дойдя до стойки, столкнулся с Валерием.

— Вот это да, — улыбнулся Вадим. — А ты как здесь оказался?
— Да просто так зашёл, — Валера пожал Вадиму руку, — вернее, зашли.
— С кем?
— Сейчас увидишь, — Валера таинственно улыбнулся и протянул зажигалку, — кстати, твоё огниво. Как знал, что тебя встречу, прихватил.
— Спасибо, — Вадим прикурил.
— Ты давно здесь? — Валера оглядел зал.
— С полчаса.
— Ясно, — кивнул Валера. — А вот и спутницы мои.

К Валере подошли две темноволосые девушки.

— Знакомьтесь, юные дамы, — улыбнулся Валера, — это мой дружище Вадим. А это, — теперь Валера обращался к Вадиму, — будущее нашей медицины. А в настоящее время представительницы «отряда сестринского милосердия». Если можно так выразиться. Они уже имеют опыт выхаживания болезных и необходимый багаж знаний.
— Вера, — глядя на Вадима, хихикнула девушка в зелёном свитере.
— Катя, — протянула руку та, что была в белой кофте с широким воротником.
— Вот и славно, — подытожил Валера, — и теперь можно смело присесть за стол. Вадим, ты где обитаешь?

Вадим провёл компанию к своему столику.

— Так-так, — Валера потёр ладони. — Ну-с, кто чего желает? Сегодня я Крезус. Катя, Верочка, ваши заявки.

Девушки развернули меню, Валера подмигнул Вадиму:
— Старик, а ты что будешь?
— Да у меня, в общем-то, всё есть, — ответил Вадим.

Валера постучал пальцем по бутылке вина:
— Собираешься выдуть её в одиночестве? Бросай это дело. Давай-ка по коньячку и по плотной закусочке. У меня же начало отпуска, это и собираемся отметить. Ни обходов тебе, ни дежурств. Красота.
— Тогда мне то же, что и всем, — ответил Вадим.
— Правильно, — кивнул Валера и подозвал официантку.

Одна из zuckerpupchen подошла к столику, приняла заказ и с важным видом если не графини, то виконтессы точно, откочевала на кухню, с грохотом вколачивая каблуки в пол. Спустя несколько минут она вернулась с коньяком и тремя бутылками пепси.

— Приступим к алкоголизации? — Валера взял в руки бутылку.
— А можно мне вина? — попросила Катя.
— Пожалуйста, — Вадим наполнил её фужер из своей бутылки.
— За встречу! — подытожил Валера.

Они выпили. Официантка принесла салаты и эскалопы.

— Смотрите-ка, — улыбнулся Валера, отрезая кусок мяса, — вполне себе пристойно, и без резины. Ну-с, ещё по одной, и передохнём. Выпьем за критическую нагрузку.
— За что? — спросил Вадим.
— За нагрузку, — повторил Валера. — Это, старичок, понимаешь ли, такая нагрузка, при которой происходит потеря устойчивости деформированной системы. Не понял?.. В общем, за то, чтобы эту устойчивость не терять. Ха-ха-ха! Чтобы нагружаться не слишком критически.

Вадим усмехнулся, выпил и поднялся из-за стола.

— Ты, случаем, не в белый кабинет идёшь? — спросил Валера. — И мне нужно посетить. Девушки, не желаете?
— Нет, — хихикнула Вера, — и нам всё равно в разные кабинки.
— Вот это-то и жаль, — улыбнулся Валера.

Друзья вышли на улицу и закурили.

— Ну, как тебе? — спросил Валера.
— Нормально, — ответил Вадим, — да мы и не пили-то почти.
— Я не про это, — засмеялся Валера. — Как тебе правнучки Асклепия?
— Ах, вот ты о ком. Что ж, Катя очень даже ничего, — признался Вадим.
— Да, — Валера стряхнул пепел, — она девушка хорошая, вместе с Верой работает у меня в отделении. Не лентяйка, не белоручка. Живёт, правда, в общаге. Но это мелочи. Действуй, коли так.
— Так сразу?..
— Ох, — Валера положил Вадиму руку на плечо. — Так сразу бьют по голове и тащат в кусты. А ты разве питекантроп? Старик, я тебя не узнаю. Поболтаете, так, мол, и так. А почувствуешь трения — извинишься да откланяешься.

Они докурили и вернулись за стол.

— Всё в порядке? — спросила Вера. — Тогда мы с Катей отлучимся.

Валера кивнул и обратился к Вадиму:
— Ещё по рюмочке?
— Давай.

В голове Вадима приятно шелестел прибой, а под сердцем распускались горячие бутоны. Теперь главное не переступить грань, отделяющую земляничные поляны лёгкого подпития от трясины сентиментального слюнявого болота. Сейчас, когда Вадим почувствовал себя раскованнее, можно было бы и постучаться – чем чёрт не шутит – в ворота Астхик².

— Ну что, — донёсся сквозь музыку голос Валеры, — надумал?
— Попытаюсь, — ответил Вадим.
— Попытайся, — кивнул Валера, — Катерина девушка хорошая, добрая. А это сегодня редкое явление и почти утраченное качество. Но я должен тебя кое о чём попросить. Пожалуйста, без напоров. Я тебя знаю миллион лет и уверен, что ты не позволишь себе, извини, оскотиниться. Но уж, пожалуйста. И не потому, что я вместе с ней работаю, а потому, что человек она замечательный. Хорошо? Ибо, как там, в Екклесиасте: какая польза человеку, если приобретает, а душе вредит. Верно?
— Мог бы и не говорить.
— Я ж тебе, как другу.

Вадим улыбнулся и постучал по бутылке.

— Вижу, — кивнул Валера, — сейчас ещё закажем. Даже две, одну с собой заберёшь. Вдруг пригодится?

Вернулись девушки. Было заметно, и это читалось по их улыбкам, что между ними состоялся интересный разговор. Вадим задержал взгляд на Кате и теперь решительно разглядел, до чего она обаятельна. Ему вдруг захотелось сейчас же и прилюдно наговорить ей множество комплиментов. Поведать всем, какая она добрая и хорошая, хотя он понятия не имел о её внутреннем мире. Он делал умозаключения, исходя лишь из её милого облика.

— Валера, — Вера протянула руку, — пойдём танцевать.
— С удовольствием, — просиял Валера.

Они вышли из-за столика и присоединились к танцующим парам. Оставшись наедине с Вадимом, Катя поправила на запястье браслет, взяла бокал, повертела его и попросила:
— Налей мне, пожалуйста, коньяка.

Вадим налил. Девушка чуть пригубила и поставила фужер на стол. Вопрос таился у неё на устах, и наконец она спросила:
— Ты не откажешься меня проводить?
— Я с удовольствием тебя провожу, — улыбнулся Вадим, — ты читаешь мои мысли.
— Да, читаю, — ответила Катя. — Глядя на тебя, это совсем не трудно. Дай мне, пожалуйста, сигарету.

Вадим протянул раскрытую пачку.

— Вообще-то я не курю, — призналась Катя, — только когда очень волнуюсь.
— Отчего же ты волнуешься?
— Как тебе сказать, — Катя посмотрела Вадиму в глаза и положила неприкуренную сигарету в пепельницу. — Понимаешь, может быть, всё от вина. Много ли мне нужно. А может, это на самом деле то, о чём я думаю. Нет, не так. Не знаю… Девушке сложно и неприлично говорить о таком. Я тебя разглядела сейчас вот так — близко, и мне показалось, что я уже видела тебя когда-то. Выглядит странно, да? Только не перебивай, пожалуйста, а то я залезу в такие дебри, из которых не вылезу. Скажи, ты хотел бы пойти со мной? Не просто проводить, пойти дальше…

Девушка замолчала. Вопрос дался ей нелегко, она покраснела и опустила голову. Но Вадим успел разглядеть её взгляд: прямой и светлый, без пошлости, без наигранной стыдливости, без экзальтированной шалости. Её глаза не лгали, ей действительно был нужен, необходим, желанен этот вечер и, наверное, ночь.

Вадим согласился.

— Правда, у меня не дворец, — улыбнулась Катя, — я живу в общежитии. Но зато целая комната, и только моя.
— Я знаю, — ответил Вадим, — Валера мне сказал. Но почему так вдруг? Мы и двух часов не знакомы.
— Ты не поймёшь, — вздохнула Катя и снова улыбнулась, — сейчас не поймёшь. Потом. А в остальном спиши всё на женский склад ума, на каприз, на что угодно. Согласен?
— Да, — Вадим кивнул.

Вернулись Валера и Вера. Она заливалась смехом и, сев на стул, проговорила, сквозь спазмы душившего её хохота:
— Валера, больше ни слова, а то я лопну.
— Что с тобой? — глядя на подругу, спросила Катя и тоже засмеялась.

В ответ Вера лишь махнула рукой.

— Всё пустяки, — ответил Валера, — у неё небольшой сангвинистический пароксизм, сиречь приступ безудержного веселья. Просто я рассказал парочку анекдотов.
— Это не анекдоты, — заливалась Вера, — это ужас какой-то.
— Ладно, — объявил Валера, — давайте лучше выпьем и успокоимся. И кстати, который час?

Катя взглянула на часики. На запястье блеснул браслет — серебряное кольцо, инкрустированное маленькими резными фигурками из кости.

— Половина двенадцатого, — сказала она. — А кафе до которого часа?
— До двух ночи, — ответил Валера.
— Да? — Катя поглядела на Вадима. — Мы же не будем так долго сидеть? Ты же проводишь меня?

Вадим кивнул. Валера, скрывая улыбку, повернулся к Вере:
— А мы посидим ещё?
— Посидим, — ответила Вера, — ты мне ещё что-нибудь расскажешь.

Валера тряхнул головой и принялся излагать всё вперемешку. Анекдоты, байки, случаи из собственной жизни посыпались один за другим. Валера щедро перемежал свои рассказы куплетами из песен, жестикуляцией, цитатами из кино и мультфильмов, а также громадными порциями собственных выдумок.

Существует такая категория людей, которым всегда есть о чём рассказать и над чем или над кем посмеяться, хотя бы и над собой. Им редко бывает скучно, они прекрасно уживаются в любой компании и чувствуют себя незнакомцами лишь первые пятнадцать минут; такие со всеми находят общий язык, и с ними дружат ради дружбы. Им доверяют тайны, не боясь, что сказанное когда-нибудь попадёт в чужие уши.

Вадим по-доброму завидовал этому Валериному качеству, ибо сам в большинстве случаев долго сходился с людьми. Однако именно сегодня всё произошло как раз наоборот. Ещё несколько часов назад он и не слыхивал о Кате, а теперь она сидит рядом, и он держит её за руку.

Чувства и предчувствия бурлили в душе, словно океан перед штормом. Вадим слушал Валерину болтовню и не слышал её. Пение сирен заглушало все прочие звуки. Вечер, начавшийся в одиночестве, обернулся неожиданным подарком. Оставалось лишь снять фольгу и любоваться им. И чем дольше тянулся вечер, тем ощутимее становилось желание его закончить, схватить Катю на руки и бежать навстречу ночи. Да что там, даже официантки превратились в грациозных фламинго, а кафе — в поскрипывающий снастями фрегат. Обрушились стены, солёный ветер коснулся лица и запутался в волосах.

— Вадим, ты здесь? — спросила Катя.

Он очнулся от грёз. Валера провозглашал очередной тост:
— За Никту, за прекрасную богиню ночи!.. Ведь ночь-то, друзья мои, уже здесь.

Валеру поддержали. Вадим потянулся за сигаретами.

— Погоди, — Валера остановил его, — прочти нам что-нибудь.

Вадим не ожидал такой просьбы и стушевался. Но, поглядев на Катю, подумал и прочёл:
— Вот и прибоя шум прекратился, волны бесшумной бегут чередой.
В их черноте свет луны отразился и засверкал там волшебной игрой*.

— Красиво, — улыбнулась Катя.
— За это и выпьем, — заключил Валера.

Луна в окружении поблёскивающих звёздных зёрнышек возлежала на чёрных небесах огромным ярко-жёлтым леденцом. С каждой минутой она подбрасывала на небесную пашню новые пригоршни звёзд, и они, прорастая, вспыхивали холодными светлячками. Но юная ночь не была безмолвна. Если хорошенько вслушаться, можно было услышать её всеохватывающую песню, полную приглушённых тимпанов и колокольчиков. Не было ни ветра, ни присущей ночи росяной сырости. Только свежесть, небеса и простор.

Дома с нахлобученными на окна-глаза крышами спокойно спали, прикрываясь от любопытных взглядов шторами и гардинами. Кое-где ещё светились окошки, но и те поочерёдно гасли, сливаясь с гладкими серыми стенами. Ночь разгуливала по городу неслышной кошачьей поступью.

— Хорошо, правда? — тихо спросила Катя. — Будто мы одни в целом мире.
— Тебе не холодно? — спросил в ответ Вадим.
— Ни капельки, — девушка взяла Вадима за руку. — Пойдём купаться!
— Купаться? — Вадим засмеялся. — Разве тебе, как сестре милосердной, неизвестно, что пьяным купаться не рекомендуется? Да и я, как бы это сказать, без купального костюма.
— Только-то? — Катя махнула рукой. — Во-первых, я знаю место, где неглубоко. Во-вторых, если ты будешь тонуть, я тебя спасу. В-третьих, я сама без купальника. И уж для такого случая твоя мнительность совершенно неуместна. Я права?

Вадим согласился.

— Вот и славно, — сказала Катя, — сейчас нужно свернуть, и мы выйдем как раз к реке. А когда накупаемся, берегом дойдём до общаги.

Вадим махнул рукой на все условности. Было бы глупо выставляться в роли скромняги. И уж конечно, Вадим слукавил, попытавшись примерить на себя эту маску. Он подумал о своих словах, и ему стало неприятно от чувства какой-то лживости и ложной морали. Тем более, что теперь эта мораль выглядела просто глупостью.

Они дошли до набережной, спустились на берег и остановились у воды. Невдалеке справа в неспешном потоке купал свои слоновьи ноги усыпанный огнями мост. Слева похрапывала гребная база. Кузнечики переговаривались в кустах, напоминая трещотки на велосипедных колёсах.

Рассматривая окрестности, Вадим не заметил, что Катя успела раздеться и войти в воду.
— Вадим, — она помахала ему из воды. — Ты идёшь?
— Иду.

Он сложил одежду на камень и вбежал в воду.

— Ныряем? — Катя потуже затянула резинку на хвостике.
— Погоди, — Вадим провёл рукой по воде, — нужно привыкнуть.
— Привыкай, — усмехнулась Катя, — хотя что тут привыкать, вода-то тёплая.

Девушка засмеялась, подняла руки над головой и нырнула, плавно, едва потревожив водную гладь. Круги только начали расходиться, а девушка уже вынырнула далеко впереди. В темноте Вадим разглядел, как она, сделав несколько лёгких гребков, вновь скрылась под водой. И спустя мгновение ему почудилось, что над рекой плавно, словно опахало, взмахнул… ослепительно серебряный хвост. Миг, и он исчез в глубине, оставив после себя лишь приглушённый всплеск.

— Что это? — Вадим провёл ладонью по лицу. — Уф… пить нужно меньше.

Он оттолкнулся от дна, нырнул, выплыл на поверхность, поплыл было вперёд, но раздумал и повернул к берегу. Вдруг что-то скользкое коснулось ноги! Будто быстрая рыба задела плавником. Вадим дёрнулся от неожиданности, выплыл на мелководье и выскочил на берег. Река была гладка и спокойна. И Катя плыла где-то там — далеко — у самой стремнины.

— Вадим!.. Ты где?
— Я уже накупался.
— А я ещё поплаваю…

Вадим высмотрел поросший травой бугорок и сел. Перед глазами вновь засиял усыпанный серебром хвост.

«Ерунда какая-то. Такого не может быть. Потому, что не может быть никогда. Такого не бывает. Хотя я же отчётливо это видел. Я же не шизофреник?.. Ха-ха, русалку увидал, надо же. На дворе век прорывов, век технологических и экологических отхожих мест, а мне ундины мерещатся. Хм, и всё же, ясно же я видел: Катя нырнула, а потом этот хвост. Выходит, что у Кати есть рыбий хвост?.. Стоп-стоп-стоп. Это что же получается, Катя – русалка?.. Я в своём уме? Ха-ха-ха…»

Вадим поднялся с бугорка, подошёл к лежавшим на камне джинсам, достал из кармана сигарету и закурил. Прохладный ветерок прилетел с реки. Катя плыла вдоль берега, оставляя за собой плавно расходящийся волновой след.

— Замёрз? — крикнула она. — Я сейчас, ещё разок туда и обратно.

Она нырнула. А Вадим вгляделся в то место, где девушка скрылась под водой. Но любопытство не было вознаграждено, никаких хвостов он более не увидел. Обозвав себя ещё раз шизофреником, Вадим стал смотреть на звёзды. Он так увлёкся этим занятием, что не заметил, как девушка вышла из воды и теперь, уже одетая в джинсы и кофту, стояла перед ним.

— Ты так и будешь монументально возвышаться? — хихикнула она.

Вадим спокойно посмотрел на девушку, и звёздное небо выскочило из головы, он бросился одеваться.

— Можешь не спешить, — смеялась Катя, прикрыв глаза рукой, — я отвернусь. Хотя что уж теперь, ты так неподвижно стоял, что я вполне успела всё рассмотреть. Ха-ха-ха!..

Вадим рассмеялся в ответ и быстро оделся. Прыгая на одной ноге, он завязал шнурок на одном ботинке, потом на втором, притопнул и поглядел на Катю. Освещённая лунным светом, она стояла спиной и расчёсывала прекрасные… изумрудные волосы!

Вадим пошатнулся, потерял равновесие и сел на песок. Девушка обернулась, и её волосы — обычные каштановые — разметались по плечам.

— Что с тобой? — испуганно спросила она. — Ушибся?
— Нет, — Вадим помотал головой, — всё в порядке. Только, знаешь, что-то мне не по себе.
— Как — не по себе? — в Катином голосе прозвучали тревожные нотки. — Что у тебя заболело? Сердце?
— Нет, — Вадим наконец-то справился со шнурками. — Небольшие помехи с изображением и цветностью. Ерунда. Просто бражник из меня аховый. Представляешь, вдруг показалось, что у тебя зелёные волосы. Как у панка. Смешно, правда?..
— Показалось? — Катя хихикнула, положила расчёску в сумку и щёлкнула замочком. — Мне панком быть нельзя, с работы выгонят. Пойдём.

Берегом они прошли до гребной базы, обогнули её, пролезли в дыру в заборе и направились в общежитие.

— Как ты? — спросила Катя. — Голова болит?
— Всё нормально, — ответил Вадим. — А вахтёрша у вас злобная?
— Нет. Она моя старинная знакомая. Как-то раз лежала у нас в отделении. Я там процедурная сестра, уколы ей делала. Мы подружились. А вообще-то, сестрой я ненадолго, хочу врачом стать. И стану.

Шаг за шагом они добрались до общежития. Старушка-вахтёрша оторвала взгляд от телевизора.

— А-а-а, Катенька, что-то ты припозднилась.
— Доброй ночи, — ответила Катя, — да мы вот, гуляли. Мы пройдём?

Старушка поправила на носу очки, осмотрела Вадима и, видимо, не найдя в нём ничего подозрительного, кивнула.

— Видишь, — шепнула Катя, — замечательная старушка.

Они поднялись на третий этаж. Катина комнатка оказалась малюсеньким четырёхугольником с одним окном. На подоконнике стоял глиняный горшок с пузатым кактусом. У окошка помещался стол, слева на стене — полка с книгами. Вадим пробежал взглядом по корешкам. Почти всё это были учебники и медицинские справочники. У правой стены стояла кровать с выдвижными бельевыми ящиками. Левую стену охраняли креслице и телевизор, покоившийся на крохотной, покрытой салфеткой тумбочке.

— Хорошо у тебя, — одобрил Вадим, — только кроме нас сюда уже вряд ли кто-нибудь втиснется.
— Зато всё под руками, — парировала Катя, — садись.

Вадим сел в кресло. Катя сунула сумочку под стол и присела на краешек кровати. Чуть прикусив нижнюю губу, девушка улыбалась, ей явно хотелось что-то сказать. Но вместо этого Катя вытащила из сумки бутылку.

— Смотри, — лукаво сказала она, — ты забыл, а мне Валера вручил.
— Валера всегда Валера, — засмеялся Вадим. — А про бутылку я действительно забыл, потому что думал совсем не о ней.
— О чём же?
— Я думал о другом. Вернее, о другой…
— О другой бутылке? — Катя рассмеялась, но прикрыла рот ладошками, чтобы смехом не разбудить соседей. — Знаю, знаю. Догадываюсь. Откроешь бутылку? А я пока схожу к лучшему другу девушек-полуночниц.
— В туалет?
— К холодильнику! — Катя распустила волосы и вышла из комнаты.

Вадим откупорил бутылку, поставил её на стол и стал рассматривать книжки. Как оказалось, не все они имели отношение к медицине. Было много изданий, посвящённых рекам, морям и океанам, их флоре и фауне. Стояли энциклопедии на эту же тему и несколько художественных книг, так или иначе связанных с водной тематикой.

«Что за страсть к воде?» — Вадим взял в руки энциклопедию и полистал страницы, собираясь посмотреть картинки.

Вдруг из толщи знаний выпорхнул и опустился на колено маленький блестящий кружочек. Вадим подцепил пальцем находку и поднёс к свету. Кружочек оказался всего-навсего рыбьей чешуйкой, подобной тем, что носят на себе миллиарды плавниковых. Вадим хотел было выбросить её в окно, как вдруг чешуйка ярко блеснула в свете лампы. И на миг комнату озарило то самое, знакомое уже серебряное сияние, которое привиделось Вадиму час назад на реке…

«Что за наваждение?» — Вадим поднёс чешуйку к глазам. — «Мистика какая-то. Этого не может быть. Всему и всегда должно быть здравое объяснение. Катя читала, ела вяленую рыбу, девчонки любят такую. Чешуйка отскочила, застряла между страниц; хотя у воблы чешуя не такая, она у неё тусклая. А эта вон как блестит: переливается, словно янтарь на солнце».

Вадим вытащил из кармана записную книжку, вырвал листок, завернул в него находку и успел спрятать в карман джинсов прежде, чем в комнату вернулась Катя. Она принесла тарелку с нарезанными помидорами и сыром.

— Ещё не открыл? — девушка кивнула на коньяк. — Открывай, а я к соседкам за рюмочками схожу. А ты что такой?..
— Какой? — скрывая волнение, спросил Вадим.
— Взъерошенный, как ёж морской.
— Ёж морской, — глупо улыбаясь, повторил Вадим. — Нет, всё хорошо. Я тут книжки смотрел.
— А-а-а, — кивнула Катя, — ладно, я сейчас.

Она снова вышла. А мысли Вадима пустились в пляс. И хотя он всеми силами гнал от себя позорные до неприличия вымыслы и суеверия, сознание вновь и вновь возвращало его к чешуйке. В придачу ко всему добавился возникший откуда-то из глубин сознания образ Гоголя. Николай Васильевич погрозил пальцем и возвестил: «Русалка!» И в голове отбойным молотком застучало: «На русалке горит ожерелье, и рубины греховно красны… у русалки чарующий взгляд, у русалки печальные очи… Я люблю её деву-ундину…»

Однако Вадиму не удалось домыслить всё до какого-нибудь более или менее внятного объяснения.

Вернулась Катя и поставила на стол две пузатенькие рюмки.

— Вот.
— Отлично, — одобрил Вадим и разом прогнал от себя всякую чертовщину.
— А ещё у меня есть свечи, — шепнула Катя.

Она выдвинула ящик стола, достала из него подсвечник с двумя свечами и поставила его на середину стола. Вадим чиркнул зажигалкой. Пламя лизнуло фитильки и заплясало, коронуя их жёлтыми огоньками. Девушка погасила лампу, и огоньки, чуть колышась, принялись тихонько слизывать темноту, заставляя тени пританцовывать на стенах и потолке. Прямые углы сникли, стали размытыми, бесформенными, серо-чёрными, с оттенками туши, словно на картинах Лян Кая…

Вадим налил в рюмки коньяка.

— За тебя!..
— И за тебя! — ответила Катя.

Они выпили и разом заговорили. Сбились, запутались в словах и засмеялись. Однако начало было положено. Катя почти не пила. Вадим старался пить ещё меньше, он лишь пригубливал, делая мизерные глоточки. Ему совершенно не хотелось напиваться. Да он и не любил этого, до омерзения было противно чувствовать себя с налитыми горячим свинцом глазами и языком, завязанным узлом. К тому же Вадим ненавидел вызванные переизбытком алкоголя и лишённые сновидений ночи. Ненавидел похмелье утром следующего дня и понимал, почему зомби не любят смотреть на себя в зеркало. Он не раз убеждался, что алкоголь — продукт коварный, и a priori³, и глядя со стороны на других.

До трёх-пяти рюмок ты весёлый собеседник, после шестой — искромётный острослов и галантный ухажёр. Но дальше всё идёт по убывающей траектории. Из нормального человека, и незаметно для себя, ты с лёгкостью превращаешься в этакого расфранченного весельчака. Ещё немного, и начинаешь выписывать кренделя на балетных ножках и приударять за дамочками. С последующими вливаниями впадаешь в образ ухмыляющегося хлыща, недовольного всем и всеми, кроме своего alter-ego. Ещё немного, и принимаешь облик нервического подагрика-всезнайки, проливающего крокодиловы слёзы из-за обиды на весь свет. А следом наступает стадия нудного и слюнявого превращения собственно в скотину и в распустившую нюни гадость с бессмысленной ухмылкой на кривых устах. Непослушный язык начинает выплетать несусветную чушь, старательно придавая этой околесице ореол философских откровений; размахивая руками и бия себя в грудь, начинаешь доказывать окружающим банальные истины, подкрепляя их якобы почерпнутыми из мыслителей цитатами, на самом же деле только что выведенными из собственных спиртовых паров. А стоит только нырнуть глубже, и в процессе беседы или в дружеском споре ты будешь искать истину не в жизненных примерах, а в пьяном и тупом своём упрямстве. И хорошо, если собеседник — человек незлобный и с юмором. Но ведь случаются исключения, и тебе попросту набьют морду и будут правы.

А с другой стороны, приятно выпить рюмочку-другую с другом, пригубить на свидании, чтобы снять оковы неловкости, застенчивости, закомплексованности. Прибавить уверенности, а порой и смелости. Смелости в объяснении в любви, например. Ведь сие признание требует определённой храбрости. Не каждый решится произнести заветные слова, не будучи твёрдо уверенным в себе. А нервическая дрожь в голосе — это так нехорошо.

— А ты почти не пьёшь, — заметила Катя, — молодец. Я не люблю пьяных. Хотя самой, если честно, иногда так хочется напиться, до самого до поросёнка.

Вадим с удивлением поглядел на Катю.

— Да-да, — подтвердила она, — особенно осенью и зимой, когда бывает грустно, когда холодно, нет солнца и нет моря. Ты любишь море? Я обожаю. Правда, бываю там редко.
— Я понял это по твоим книгам, — ответил Вадим. — Знаешь, я ещё не встречал такой, как ты.
— Вруша! — засмеялась девушка и поправила волосы.

На запястье блеснул браслет – морской дракон с прикреплёнными к нему крошечными, почти игрушечными золотыми монетками.

— Красивая штука, — заметил Вадим.
— И старинная, — похвастала Катя, — я его на море нашла.
— Ого! — удивился Вадим. — Кто-то посеял такую вещь и не искал?
— Что ты, я же в море нашла. Да и кто полезет на такую глубину?

Девушка засмеялась и коснулась своих… изумрудных волос. Вадим вытаращил глаза, и лоб покрылся испариной.

— Какие у тебя красивые волосы, — пробормотал он, — только не пойму, какого они цвета… знаешь, Катя, по-моему, я схожу с ума. С чего бы это? Наверное, устал. А может, это и к лучшему?

Они засмеялись, а потом опять говорили обо всём. Спорили, доказывали, перескакивали с одной темы на другую: с музыки на кино, с живописи на литературу. Вадим поражался познаниям Кати, её грамотности, начитанности, трезвости суждений и удивлялся: откуда в ней всё это? Сколь много прекрасного таилось в душе, в сердце девушки. Он слушал и стыдливо сравнивал Катю с большинством своих знакомых барышень, и любая из них представлялась ему бледной тенью от одуванчика.

Странно, как же скоро Катя вошла в его душу. Она уже ступала по ней мягкими пяточками. Над головой хлопали крыльями тутти с розовыми попами и осыпали мир горячими стрелами.

Вадим понял, что обрёл то психоделическое состояние, которое зовётся избитым словом «любовь». Конечно же, он влюбился. Втрескался. И теперь шагал навстречу восхитительному радужному миру. И пусть он сошёл с ума, и пусть Катя окажется хоть ундиной, хоть навкой, хоть гречухой или нерасчёской, кем угодно. Pereat mundus – fiat amor. Пусть погибнет мир – да свершится любовь!..

— Ты меня слушаешь?..
— Да, — ответил Вадим, торжественно улыбаясь и всем своим видом выдавая то, что кипело у него в душе.

Катя засмеялась:
— Прости, не удержалась. То ты впадаешь в астрал, то сияешь, как самовар-медалист!

Вадим глубоко вздохнул:
— Знаешь, Катя, может быть, я и выгляжу сейчас глупо и странно. Но это от того, что я собираюсь тебе сказать. Понимаешь, я думаю. Нет, знаю, что влюбился в тебя. Вот так сразу. А как же ещё можно влюбляться? И, пожалуйста, не нужно никакого психоанализа. И списать мои слова на алкоголь тоже не удастся. Ты прекрасно видишь, что я не пьян. В общем, я тебя люблю. И мне не терпится тебя кое о чём спросить. Задать вопрос, который наверняка покажется тебе несколько необычным, а возможно — сумасшедшим. Катя, там, на реке… ты и твои волосы, и вообще… Мне показалось, что… Катя, ты русалка?..
— Кто?! — Катя открыла рот и вдруг захохотала, не обращая внимания ни на время, ни на соседей, — Вадим, кто я?! Ха-ха-ха!.. Уж не хочешь ли ты сказать, что я прячу под джинсами хвост? Знаешь, я могу сейчас же развеять твои подозрения.
— Каким образом? — опешил Вадим.
— Только одним, — ответила Катя и, продолжая смеяться, сняла с себя футболку, — Видишь? Всё обычно, как у других?.. Ах, да, они ж и у русалок есть.

Катя повернулась к Вадиму спиной и расстегнула джинсы.

— Хвоста не видно? Нет?.. Можешь потрогать, убедиться.

Вадим провёл рукой по тёплой Катиной коже.

— Ну, что там? — шепнула девушка.
— Попа, — шёпотом ответил Вадим.

Катя рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку и зарыдала от смеха:
— Вадим, Вадим!..

Могучие волны подхватили их и бросили в центр бушующего водоворота. Вздымались и ударялись друг о друга волны. Солёная пена, шипя, бросалась на берег и покрывала собой горячую гальку. Их океан – а это был именно их океан – гремел и бушевал, доставая валами до самых небес. Звёзды смеялись в ответ, срывались вниз, шлёпались и разбивались о сине-зелёную толщу, поднимая ввысь короны из лазурных брызг. А они – Катя и Вадим – двое крошечных влюблённых посреди стихии, превращались из хищных акул в золотых рыбок, из песчинок в перламутровые раковины, из раковин в жемчужины. То они неслись на резвых морских коньках, то становились ленивы, словно насытившиеся спруты. И весь простор был в их власти, весь мир принадлежал только им, и все его богатства лежали у их ног.

Звучали далёкие таитянские песни. Дельфины трубили в пятнистые каори. Киты пускали фонтаны и били хвостами, вспенивая серебряную воду. Огромные черепахи несли на коричневых панцирях сладчайшие плоды из Панаауиа и Хива-Оа…

А потом прилетел штиль. И лишь кое-где, встревоженные последними усилиями ветра, вздымались и тут же исчезали, рассыпаясь золотой рябью, редкие волны. Покой распластался на широкой груди океана. И лунная дорожка, искрясь, убегала далеко за горизонт. Сладкая пыльца упала на отяжелевшие веки…

И вдруг, сверкнув серебряной чешуёй и блеснув хвостом, кто-то стремительно проплыл по лунной тропе. Мелькнули в размахе руки. И прелестнейшая из наяд, лучезарная кокитида явилась из притихших глубин и поплыла к самому берегу, сверкая топазами капель на гладкой спине.

— А я ведь давно знакома с тобой, Вадим, — рассмеялась русалка. — Я видела тебя во снах, а сама приходила в твои сны. Я полюбила тебя и останусь с тобой… и защекочу тебя!..

Вадим открыл глаза и вскочил с кровати. Катя мирно спала, сбив одеяло к стене и раскинув руки. Лунный свет покрывал её тело и обряжал волосы золотым сиянием. И они, словно раскалённая лава, обнимали её плечи и рассыпались по подушке. А грудь была усыпана бисером сверкающих капель. Вадим не удержался. Он нагнулся над Катей и осторожно, чуть касаясь языком, слизнул с её груди несколько солёных, как океан, бусинок…

— Вадим, — Катя открыла глаза, — ты не спишь…
— А ты солёная, — прошептал Вадим.
— Солёная, — ответила девушка. — Но не бойся, я не утащу тебя на дно и никогда-никогда не стану тебя щекотать. Потому, что я люблю тебя.
— А я тебя, — улыбнулся Вадим, — я хотел спросить…

Но Катя ничего не ответила, она спала и улыбалась во сне.


¹Шарм и Тимонье — разработчики современного вида бюстгальтера.
²Астхик — армянская богиня любви и красоты.
³A priori — исходя из собственного опыта.
*Стихи Хосе Антонио Маитина (1804-1874), венесуэльского поэта.

русалка рисунок
Автор: Роман Прокофьев
Иллюстрация: В.Вартани

количество просмотров 2 025
Система Orphus