Читать Часть 1

Часть 2

А хотите, я Вам расскажу про Кейти О’Лири?

Да, почему бы и не рассказать про неё!

Вот она, пять футов и шесть дюймов, в магазинчике «Волшебные страшилки», настоящая квинтэссенция уныния и отчаяния. Её волосы — каштановые, а глаза подобны призрачной синеве фиалок, но не было у неё от того в жизни ни радости, ни счастья. Каким образом магазинчик существовал в уголке Бронкса — одним Богам известно. Почему не разорился? Всё это было тайной, сокрытой мраком. Впрочем, О’Лири и не пыталась узнать. Владел магазинчиком китаец по имени Чжоу — кажется, так, хотя Кейт никогда не удавалось произнести его имя правильно. Втиснутый между стенами многоэтажек, магазин привлекал не больше посетителей, чем громоотводы — молний в ясный день. Порой забредёт один-другой; хорошо, если появится хоть кто-нибудь. А уж если купит безделушку — впору сплясать джигу, да только вот беда — танцевать Кейти не любила. Почему магазин до сих пор не обанкротился — О’Лири не знала и боялась узнать. Ибо могло исчезнуть её последнее средство к существованию…

Она была красива, Кейти О’Лири.

Осенней красотой, похожей на красоту листьев клёна. Её волосы были цвета порыжелой филадельфийской осени; а глаза синими, как море у Статуи Свободы. Губы — тонкими и едва подкрашенными помадой; косметикой Кейти почти не пользовалась — с того момента, как Джереми уехал в Мемфис. Незачем стало краситься. Не для кого.

Один день был похож на другой в сером мире. Хотя нет, не так.

Серым был мир за стеной, сам же магазин был причудливо, тошнотворно разнообразным. В нём торговали всем, что могло сойти за предметы оккультизма; всем, что хоть на невидимый оттенок смысла напоминало о магии. Здесь лежали книги Аллана Кардека и томики стихов Эдгара По. Вещицы из реквизитов шоу «Безумного Макса» и «Роки Хоррора». Пособия по спиритизму и Зелёной Магии соседствовали с томами по мифологии народа йоруба и криптозоологии. Причудливые маски африканских духов продавались за копейки. Пластиковые эльфы с недобрыми ухмылками следили за посетителями с запыленных полок.

На столе у Кейти лежал том Лидии Кабреры — заманчиво-жутковато было читать пасмурными днями о культах вуду. Порой ей казалось, что работа в магазине неслучайна: ведь прабабушка О’Лири, говорят, была ведьмой. Она помнила её смутно — улыбку, морщинистые руки, помнила колыбельную, в которой звучали галльские слова. Прабабушка колдунья (если колдовство, конечно, существует) — и внучка, торгующая магическими вещами — как нелепо устроен мир…

Она была в юбочке, что купила на распродаже, а под ней — кружевные трусики — но не было никого, кто мог любоваться ими. Седая осень приближалась, и в сердце у Кейти было серо, как река Гудзон в ноябре. Когда-то ей подарил их Джереми, каскадёр из шоу Труверса: вероятно, хотел намекнуть, что пора переходить к горизонтальным отношениям, но геометрии их жизни так и не суждено было измениться. Он разбил коленную чашечку одним свежим утром, уехал в Сан-Франциско и не вернулся. Ещё была блузка — цвета мышастых яблок, некогда — благородная Royal Blue, но время не пощадило ни тонкой ткани с добавлением лайкры, ни кобальтового цвета. А поверх был застёгнут старый вязаный кардиган — подарок бабушки.

Ей нравилось в этой пугающе-уютной лавке — крашеные стены и фанерная дверь создавали иллюзию безопасности, а мир за стеной не предлагал даже этого. Здесь, среди потрескавшихся старых курительных трубок и кальянов, карт Таро и кассет с фильмами про привидения, с ней ещё ни разу не случилось ничего плохого. Чего она не могла сказать о стылых улицах Нового Йорка.

Кейти и сама не могла бы объяснить, почему, но ей казалось, что в лавке много «макабрического». И сама она – «макабрическая», что бы это ни значило. Она смутно помнила значение этого слова; кажется, оно было связано с плясками скелетов. Но само звучание было прилипчивым и так чудесно ассоциировалось с глиняным бесом, которым продавщица прижимала страницы, картинами спиритологов и провидцев. Быть может, она нахваталась названий от мистера Франсуорта, который был профессором лингвистики и одно время ухаживал за её мамой, пока не стало известно, что она неизлечимо больна раком? Кто знает…

Но лавка была макабрической, определённо.

Кейти вздохнула и пригладила страницы.

Всё так изменилось после смерти отца! И даже море, обычно ясное и синее, в тот день было стылым и холодным.

И осталось для неё таким навсегда.

Вскоре они переехали с матерью в один из уголков ненасытного мегаполиса, куда девушкам лучше не соваться и вовсе. Но жадные счета, с аппетитом голодного зверя пожирающие их деньги, не оставили им выбора. Матери становилось всё хуже и хуже, её уволили с одной работы, потом с другой… всё закончилось ноябрьским днём, когда жилка на её руке больше не дрожала.

Куда подевалась беззаботная озорница Кейт!

Она словно ушла, ушла из реального мира в волшебную страну и захлопнула за собой дверь. А вместо неё возникла бледная и несчастная девушка, которую Кейти не могла узнать и сама. Она была лишь вешалкой — ну, знаете, плечиками, на которые вешают старую одежду — но никак не живым человеком. Кейт О’Лири. Продавщица в магазине бесполезных вещей.

По пять пенсов за штуку.

Запищавший мобильник возвестил о конце дня. Кейти отложила в сторону комиксы Нила Геймана, придавила их изданием «Гипнэротомахии» и вздохнула. До тех пор, пока она сидела среди старинных трубок, пахнущих вишнёвым табаком, среди лягушек, символизирующих деньги, пузатых керамических Хотеев и многоруких Кали из дешёвого пластика, она чувствовала себя в безопасности. Район был паршивым, и Кейт сознавала это на все сто. Словно какая-то странная — и не совсем хорошая — магия хранила магазин морщинистого китайца. Но стоило выйти из украшенных арабской вязью дверей, как она оказывалась в наполненном визгом машин, руганью и запахом краски, чужом и враждебном мире. Краской пахло потому, что муниципалитет выделил деньги на покраску ограждений.

Кейт ненавидела этот запах, от него мутило.

Он не хотел выветриваться, застоялся в переулке.

Она надела кашемировое, ещё из Прежней жизни пальто, натянула тонкие перчатки — погода стремительно портилась, и её пальцы постоянно мёрзли. Достала из ящика ключи, открыла двери, звякнув привязанными к притолоке колокольчиками, и вышла в стылую вечернюю морось. Дождь лился сверкающим бисером, мерцающим в полумраке. У выхода из тупичка горел фонарь; натриевый, наверно. Его свет мертвенным оттенком заливал простенок, делая тьму в дальней части тупика ещё сильнее. Она приподняла воротничок, спрятала руки в карманы. Можно было достать зонтик, но вялость охватила её, как всегда бывало после работы. Если дождь усилится, придётся, конечно, открыть сумочку…

Тупик, в котором был зажат магазин, вызывал у неё неприятное ощущение. Уродливый и грязный, в нём частенько сновали тени. Однажды она видела валяющегося в луже мочи бомжа. Безликие стены смыкались над головой, оставляя лишь узкую полоску неба. Кейт поёжилась от порыва беспардонного ветра. Выход ей загородила высокая тёмная фигура. Погружённая в привычные страдания, девушка не заметила незнакомца. Но потом подняла голову и вздрогнула — свет фонаря светил ему в спину, и он казался чёрным силуэтом, окружённым призрачным ореолом.

— Не торопитесь, юная леди, — сказал голос, низкий и хриплый, но не лишённый определенной приятности.

И Кейт остановилась. И сердце остановилось вместе с ней. А потом пошло опять — сильными ударами, словно стремясь проломить грудную клетку. Холод прошёл волной по телу, превращая ноги в кисель. Она всегда знала, что это произойдёт. Опять. Главное, чтобы он не оказался маньяком, пусть он пощупает её груди, или трахнет её у этой грязной стены. Тогда она, в худшем случае, простудится, или подхватит гонорею, а не будет лежать здесь, точно так же как тот вонючий бомж — только лужа под ней будет чёрной в свете фонарной лампы.

И вместе с ней, с этой мыслью, к ней пришло безразличие, полное безразличие, и сердце её из горячего, толкающего кровь органа, превратилось в студень, в холодец, и перестало что-либо чувствовать.

Незнакомец поднял какую-то сверкнувшую штуку, взмахнул ей, и она поняла, что это фотоаппарат.

— Раздевайтесь! — весело заявил он. — Погодка чудная, не правда ли? Точно как у Тима Бёртона. Отличный антураж. Хочу сделать парочку фотографий.

И она стала раздеваться. Расстегнула пальто, холодными непослушными пальцами; покорно потянула вниз трусики, уронила их в грязь — кружевные, тонкие. Стащила юбочку, задрала блузку.

— Нет-нет, — щёлкнул он пальцами, — Снимайте всё. Оставьте только пальто. Так будет хорошо.

И он долго-долго фотографировал её в летящем дожде топазовых искр.

Автор: Саша Тэмлейн
Иллюстрация: В.Вартани