Летом наша речка высыхает. Она теперь вовсе не речка, а тонкая бегущая по дну оврага лента. Вода в ней теплая и мутная. Дожди идут редко, и нечему освежить землю.

Здесь, вблизи леса, очень душно. Земля сухая, пыльная. Возле хат валяются шишки. Такая тишина, что можно слышать, как бросается ими лес; слышится ветер, покачивающий верхушки сосен. Вздыхает безмолвный и равнодушный лес. Он безучастно смотрит на всё: голод, смерть, страдания. Ему нет дела даже до течения времени — не то, что до людей.

Жаркое, сухое лето. Кажется, человеческими слезами природа восполняет свой нескончаемый баланс. Мир воюет. И не найти такого места на Земле, где не страдали бы дети, где не разрушались бы города и где не умирало бы всё то, чего прежде достигал человек разумом и душою.

Недавно провалилась Харьковская операция, и зверь двинулся далее, на восток. Захвачены Севастополь, Ростов-на-Дону. Немецкие войска оттесняют наших всё ближе к Волге. А моя Украина вот уже год как в глубоком вражеском тылу — растерзанная, поруганная, униженная. Такое лето 1942 года.

А лес, возле которого приютилась маленькая деревня, всё стоит, как и много веков до этого, думая свою глубокую думу — о своей бескрайности, о холодном молчании степей на востоке, о Днепре, несущем морю великие тайны.

А девочка Маричка сидит в сарайчике, одна, и ждёт дедушку. Рядом с этим сарайчиком их старая хата, в которой поселился обер-лейтенант Нагель. Маша видит его по утрам, когда тот умывается возле колодца. У него тонкие черты лица, узкие плечи и широкое, выпирающее из штанов брюхо. Подтяжки его брюк свисают до колен, за поясом болтается пистолет. По вечерам у него собираются гости, и обер-лейтенант одет уже по форме, со всем подобающим ему щегольством. Днём его не встретить. Пока селяне работают, он не вылезает из хаты. Варька, которую поставили прислугой к нему, говорит, что Нагель всё это время спит.

Маричка несколько раз видела его издалека, и тот всегда улыбался. А ещё она заметила, что у Нагеля блестят волосы.

Таким безукоризненным франтом был он и в тот день, когда всех селян выстроили возле церкви, чтобы объявить им новый порядок. Сам Нагель и объявлял его, улыбаясь, выставляя при этом напоказ свои красивые зубы.

Кажется, он хорошо осознаёт силу своего обаяния. Гости, которые приходят к нему по вечерам, заражаются его улыбкой и тембром голоса.

— Звір вийшов, — говорят шепотом украинцы, когда обер-лейтенант показывается на крыльце.
— На звіра нарвався, — это о тех, кто попался под его руку.
— А якщо звір побачить? — ну, а эти слова звучат из уст селян, замышляющих противное системе дело.

Система эта проста — грабить Украину, превратить её в сырьевую базу, поработить население.

Дед Сашко ежедневно, на сколько хватает сил, нарушает этот порядок. Каждое утро он уходит на работы. Увиливать невозможно. Туда гонят всех старше двенадцати лет. Дед Сашко возвращается поздно, незадолго до комендантского часа, и всегда у него припасён гостинец для Марички. Поразмыслив и поразведав, он потихоньку тягает со склада разные припасы. Их можно прятать за пазухой — проверяют редко. Если что, можно дойти до дому окольными путями. А если ни на кого не нарвёшься, то… то слава богу!

Вот и ждёт его Маричка. В сарайчике становится темно, солнце уже почти за лесом. Всякий ненужный хлам, наваленный здесь, обретает причудливые очертания, которые иногда пугают девочку. Маричка подвигает стульчик к окну и становится на него, опёршись локтями о подоконник.

Ей хочется выйти на двор, но дедушка запретил. И она с грустью смотрит в ту сторону, откуда он должен появиться.

Как же красиво вырисовывается лес на закате! Кажется, он становится ещё зеленее, ещё цветистее.

Воробьи облепили колодец и чирикают, и каждый перебивает другого. Маричка вдыхает запах хвои, а вместе с этим запахом попадает в её носик пыль. Возле калитки стоит мотоцикл обер-лейтенанта, и луч заходящего солнца багрово блестит на бензобаке.

Когда же придёт дедушка?

Маричка волнуется. Если закрыть глаза и сосчитать до десяти, он непременно появится. Как же иначе? «Пять, шесть, семь, восемь…» Девочка не выдерживает и открывает глаза раньше. Она видит двух фрицев, идущих со стороны мельницы. Один маленький и лысый, другой — повыше и блондин. На руках у них чёрные повязки со свастиками, а по бокам — ручные пулемёты, стрекочущий звук которых так знаком и так страшен.

Возле хаты Варька накрывает стол. Поверх белой, вышитой красно-чёрным узором скатерти кладёт она хлеб, огурцы, зелёный лук, варёную картошку. Что там ещё? В довершение натюрморта на стол водворяется столь любимая фрицами горилка.

Нагель встречает гостей и приглашает их садиться.

Они пируют медленно и со знанием дела. Маленький лысый фриц, кажется, готов расплакаться — до того сузились его блестящие глазки. Обер-лейтенант предлагает тост за тостом, и лысый всегда реагирует на них с живостью, то и дело вскакивая со своего стульчика. Блондин, напротив, спокоен и рассудителен. Уголки его тонкого рта никогда не двигаются, он только кивком отвечает Нагелю. Но горилку уплетает массово. Маричка смотрит на них и удивляется: как можно столько пить?

Варьку вскоре посылают за новой бутылью. Молодая девка бежит к погребу. Возвращается она нагруженной — в одной руке у неё бутыль, в другой — миска с яблоками. По пути она спотыкается и падает. Яблоки укатываются по траве в разные стороны.

Немцы смеются. Они выкрикивают девке разные слова, значения которых Маричка не поняла, даже если бы знала немецкий. Варька едва сдерживает слёзы. Бутыль с водкой цела — на счастье — и девка начинает подбирать яблоки.

Нагель снова кричит. Он подходит к Варьке, выхватывает у неё бутылку и возвращается к товарищам. Они продолжают пьянствовать.

— Was ist das? — говорит вдруг блондин.

Все оборачиваются и замечают рядом с Варькой маленькую девочку с вьющимися до самого пояса каштановыми волосами. Она ходит вокруг плачущей Варьки и собирает яблоки в миску.

— Madchen! — кричит обер-лейтенант. — Komm hier! Давай! Ити сюда!

Маричка смотрит на Варьку и видит, как у той округлились глаза.

— Ну, дафай, дафай! Komm hier, Madchen!

Варьки уже нет поблизости. Она спряталась в погреб. Маричка в растерянности. Нагель улыбается и подманивает её пальцем. Как мотылёк, летящий на огонь, подходит она к немцам и ставит на стол миску с яблоками. Лысый солдат тут же протягивает ей румяное яблоко и говорит:
— Essen.

Голос у него нежный, глазки-щёлки так и светятся.

— Дафай, кушайт, — подсказывает Нагель.

Маричка берёт яблоко и не знает, что делать. Она голодна, но ей бы хотелось уйти в сарай и там съесть это яблоко. Но что-то подсказывает ей, что так некрасиво, и немцы обидятся. А когда они обижаются, то очень злятся. И, ухватив плод двумя ручками, она начинает его кушать.

Лысый смотрит на неё с умилением. Тот, который высокого роста и блондин, не обращает никакого внимания на девочку. Он преспокойно курит.

— Haben sie Kinder? — спрашивает лысый у Нагеля.
— Nein.
— Und sie?

Блондин выпускает дым и слегка качает головой.

Лысый говорит товарищам, что всегда хотел детей, вот только не может найти подходящую фрау. Но детей он любит и хочет угостить эту девочку варёным яичком.
— Genug (Хватит), — говорит Нагель.
Но она такая прелестная, эта маленькая украиночка! И не будь Отто солдатом вермахта, если из этой девочки не получится красавица. Лысый всё же протягивает яйцо.

— Genug! — повышает голос Нагель и останавливает его руку. Он смотрит на Маричку задумчиво, точно изучая её. От такого взгляда девочке нехорошо, она даже не замечает доброту лысого фрица.
— Das denke ich auch (Я тоже так думаю), — заговаривает блондин, тыча папиросой о пепельницу, — wir haben nicht diesen Tier zu füttern (мы не должны подкармливать этих животных).

Маричка слушает их, но ничего не понимает. Больше всех страшен ей Нагель, со своим непонятным, гипнотизирующим взглядом. Лысый о чём-то громко спорит с блондином — тот отвечает ему спокойно и медленно. «Видимо, это какой-то главный у них», — думает девочка.

Если бы она подняла голову, то увидела б, что уже несколько минут, недалеко от них, возле курятника, стоит дедушка и делает ей разные знаки. Он хотел уже перелазить через тын, — свой обычный, окольный путь домой, — но увидел внучку возле немцев, и холодный пот прошиб его.
— Маричко, — наконец осмелился он позвать, но язык до такой степени присох, что вместо имени вырвался какой-то шорох.
— Маричко! — повторил он, откашлявшись.
Тут и увидела его девочка. Оглянулись и немцы.
— Пішли додому, — говорит дед Сашко и, набравшись невесть откуда смелости, подходит к немцам, — вона ще мала, дурна, бешкетує.
Маричка прижимается к деду, уткнувшись щекой в его сорочку. Тонкие грубые пальцы он кладёт на её макушку.
— Вона мала, дурна, бешкетує, — повторяет он и смотрит на каждого немца по очереди.
Нагель поднимается и подходит к деду. Тот опускает голову. Отстраняя Маричку, немец щупает руками дедову сорочку. Старик послушно поднимает руки.
— Ging! (Уходи!) — говорит обер-лейтенант, обтирая руки о скатерть.

Дед Сашко берёт внучку за руку и поспешно отходит. Но, не пройдя и пяти шагов, слышит слова другого фрица. Это блондин. Он приказывает им не двигаться с места, а сам идёт к курятнику, где ещё несколько минут назад прятался дед и подавал Маричке свои незамысловатые знаки.

Возвращается он оттуда с двумя консервными банками, на которых написано по-немецки. Блондин проходит мимо застывшего деда Сашка и ставит банки на стол, одна на другую.
— Was ist das? — спрашивает Нагель.
— Er warf ihnen, wenn sich dort versteckt (Он выбросил это, когда прятался там).
— Ha-ha-ha! Wollte uns zu betrügen? (Хотел нас перехитрить?) — Нагель смеётся и смотрит на своих товарищей. Лысый достаёт папиросу и отворачивается. Блондин выдавливает лёгкую усмешку.
— Was ist das? — спрашивает обер-лейтенант у деда.

Старик выше ростом Нагеля, но в миг, когда обер-лейтенант подходит к нему, он как будто высыхает, становится маленьким. Его сорочка, грязная после трудов, насквозь промокла. С подбородка капает пот на голову Марички, которая вертит головой, ничего не понимая.

Блондин берёт в руки свой МП-40 и передёргивает затвор.

Нагель вырывает девочку из объятий деда и в этот раз отталкивает её сильнее. Маричка падает на траву.

— Auf die Knie! — приказывает обер-лейтенант.
Дед Сашко, много раз слышавший этот приказ, становится на колени.
— Warum siehst du mich so, russish Schweine? (Чего ты на меня смотришь, русская свинья?) — не выдерживает блондин и сапогом бьёт деда в лицо. Маричка видит, как дедушка с опрокинутой головой падает назад и лежит с подвёрнутыми под себя ногами. Его рот тут же становится кроваво-красным; кровь течёт и из носа, орошая высохшую траву под ним.

Маричка не в силах двигаться. Она не может даже закричать. Девочка стоит в оцепенении и дрожит всем телом. Она видит сквозь мутную пелену, как дедушка медленно подносит руку к разбитому лицу, как подходит к нему Нагель, как достаёт пистолет…

Но в это мгновение её подхватывает на руки Лысый и уносит прочь. Последнее, что она слышит — выстрел. Маричка уже не дрожит, она без сознания.

______________

Наша речка и теперь, спустя много лет, высыхает летом. Её может переступить и ребёнок. Потому и назвали её Стежинкой, по-русски — тропинкой. Я вырос в этих местах и хорошо помню, как всегда осенью наполнялась она, становилась широкой и всё сильнее обнимала берега, и можно было слышать её журчание. Дожди поили её, а она пела им благодарность.

Долго я не бывал в родном селе. И вот, наконец, приехал. У моей бабушки полный дом гостей. Здесь и старики, и мои ровесники, и невероятное количество детишек.

Я спрашиваю про бабушку Марью, нашу соседку. К сожалению, её уже нет в живых. И все вспоминают её и говорят о том, какие замечательные сыновья у неё, а у тех сыновей не менее замечательные дети. А дети эти уже повзрослели, и один из них — хирург, а другой стал известным футболистом.

Я хорошо помню бабушку Марью.

Помню множество фотографий в её хате. На многих она — молодая, с копной густых вьющихся волос. Помню молоко, которым угощала она нас, сельских ребятишек. Она очень любила детей.

Но более всего врезались в память её рассказы про войну.

Когда расстреляли её дедушку, добрый солдат Отто нёс её, бессознательную, на руках. Он, видимо, сам не знал, что делать и куда нести девочку. Остановившись, он начал приводить её в чувство. Немец много говорил, но Маричка ничего не понимала. Тогда он заметил двух женщин, возвращавшихся с поля, и отдал им девочку.

А на следующее утро приехали ещё четверо солдат. Людей выстроили возле церкви, и обер-лейтенант настойчиво и убедительно напоминал селянам, что воровать нехорошо. Для пущего понимания двое солдат подняли столб, к которому был привязан труп с простреленной головой. Лицо убитого было очень испорчено, поэтому узнать его было трудно. Но Маричка, увидев сорочку, сразу поняла.

Просочившись сквозь толпу, она рванула к лесу. Ей казалось тогда, что все полчища немцев гонятся за ней. И она бежала, пока не достигла оврага, на дне которого тонкою, грязною лентою бежала речка Стежинка.

Наклонившись, она стала черпать руками воду, но та была мутной.

Она станет чистой ближе к осени. А Украину освободят только через год.

А через полвека я и мои товарищи будем гулять возле этой речки — беззаботные и счастливые мальчуганы, которых ждут дома мамы, папы, бабушки, дедушки и другие любящие нас люди.

Комментарий автора:

Приветствую вас, уважаемые единомышленники! Это рассказ про один случай, который произошёл в оккупированной Украине. Надеюсь, рассказ этот окажется достойным тех людей, помнить о которых мы будем всегда. Не только 9 мая.

С Днём Победы! С весной! С жизнью!

Автор: Юрий Самсонов
Фото: Екатерина Мордачёва