Я недоуменно открыл глаза. Мой сон, такой неожиданно прекрасный, оборвала знакомая мелодия. Мобильный телефон, что служил мне заменителем привычных настольных часов с функцией будильника, во всю мощь своего динамика надрывался, стараясь поднять своего хозяина.

Я лениво высунул руку из-под одеяла и нажал кнопку отмены на моем новеньком аппарате с интеллектуальным экраном, реагирующем только на меня с помощью встроенной системы распознавания по отпечаткам пальцев. Спустя секунду звуки некогда любимой мелодии утихли, и я напряжено вздохнул. Вставать было откровенно лень, да и кому нравится подобное занятие, особенно, когда уснул лишь под утро? В этот раз окончательно проснуться мне помогло резкое чувство голода, нахлынувшее ни с того ни с сего.

Медленно поднявшись и свесив ноги с кровати, я произвел несколько простых телодвижений, дабы размять тело, которое настойчиво посылало сигналы в мозг о том, что неплохо было бы вздремнуть еще хотя бы пару минут. Но на подобные провокации своего организма по утрам я привык не обращать внимание.

Солнце уже как пару часов вовсю светило, но в комнате было темно из-за плотных серых штор, что закрывали выход в обыденную реальность. Их-то я первым делом и раздвинул, как встал с кровати. Неожиданно, когда я уже отводил взгляд с расстилавшейся под окном улицы, мои глаза заметили во внешней обстановке что-то необычное. Взгляд машинально вернулся в прежнее положение, но та деталь, что привлекла мое внимание, либо уже исчезла, либо стала настолько незаметной, что во второй раз узреть ее не удалось. Поймав себя на этой мысли, я подошел к столу и машинально нажал на кнопку, что включала мой ноутбук, и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Вернувшись, я сел за стол и нажал на иконку браузера. Спустя секунду окно, дававшее мне выход в интернет, открылось, но вместо желаемой стартовой страницы в социальных сетях моему взору предстала надпись: «К сожалению, на данный момент интернет не доступен. Попробуйте повторить попытку входа, либо проверьте настройки Интернет-соединения». «Странно, — подумал я, — что еще за дела?» Я проверил, плотно ли воткнут провод, дававший мне выход в «другой» мир, но оказалось, что все с ним в порядке, а это значило, что дело в чем-то другом. Я махнул рукой и решил не предпринимать дальнейшие попытки выяснить, в чем же все-таки дело, и пошел на кухню, где, судя по звукам, что оттуда доносились, мама недавно приготовила завтрак.

Спустившись вниз, я обнаружил отца в непривычном для него положении. Обычно он проводил утро за просмотром утренних новостей по телеэкрану либо читал газету за чашечкой кофе, но сегодня он просто сидел на кресле и грустно смотрел в окно в ожидании минуты, когда необходимо было выезжать на работу.

— Доброе утро, пап, — традиционно произнес я.
— Доброе, доброе, Стив. Как спалось?
— Нормально, — привычно ответил я. Это был мой традиционный ответ почти на любой вопрос родителей, касающийся состояния моих дел, моего благополучия и всего подобного. Обычно все действительно было нормально, а если что-то и случалось, я не любил обсуждать с родителями подобные вещи. Для этих вещей в интернете был создан специальный сайт, на котором можно было задать любой интересующий вопрос, и буквально через несколько минут приходил исчерпывающий ответ. Называется такая вещь «Домашний психолог». Удобно, конфиденциально и совершенно бесплатно, что удивительно. Ну, а если мне требовалось обсудить что-то с более живым существом, нежели искусственный интеллект, что отвечал на вопросы пользователей на том сайте, то всегда были так называемые социальные сети, где ежесекундно онлайн находились миллионы пользователей, среди которых были все мои друзья, также готовые оказать мне помощь, поддержку или сочувствие, не выходя из дома. Да и, думаю, им реальное состояние моих дел будет куда интересней, чем моему отцу, вечно занятому проблемами на работе и оплатой счетов.

— У тебя как? — так же на автомате спросил я у него.
— Я и сам не понимаю. Электричества нет, да и газета утром не пришла.
— Да? — удивленно спросил я. Удивление было искренним, ведь не могло такого быть, чтобы две эти вещи произошли одновременно. Совершенно невозможно. Электричество последний раз на моей памяти отключали лет восемь назад, да и то по причине какой-то страшной аварии на электростанции. А газеты всегда в последние двадцать лет приходили ровно в 7 утра, в каждый дом. Для этого была создана специальная система, которая представляла собой сложную конструкцию по рассылке почты и утренних газет, с помощью последнего чуда техники, называющегося «воздушный порт». Воздушный порт выглядел внешне как водопровод, только вместо воды в нем находился сжатый воздух, который по каким-то сложным физическим законам рассылал почту в каждый дом в так называемые воздушные почтовые ящики, или коротко ВПЯ, в народе же эту систему называли «Дав », наверное, из-за ее бесшумности и высокой скорости. Достаточно было просто засунуть в ящик предмет, который необходимо отправить, выбрать на дисплее место назначения, и уже через несколько минут или даже секунд, в зависимости от места назначения, предмет был у получателя.

— Правда, ВПЯ работает, но на мои запросы о местонахождении газеты не реагирует. Думаю, надо отправить письмо в службу поддержки.
Я рассмеялся.
— Как же ты отправишь им письмо, если «Дав» не работает?
— Точно. Тогда позвоню!
— Что тебе мешает сделать это сейчас?
— Точно. Прямо сейчас и позвоню. Знаешь, я испытываю какое-то чувство неполноценности из-за того, что телевизор не работает и в руках нет свежего номера «Morning News», — после этих слов отец смешно улыбнулся.
— Это называется информационный голод, папа.
— Точно. Забью в свой словарь новых слов на телефоне, чтобы не забыть. Оп! Еще одна странность! Нет сети! — это в очередной раз повергло меня в шок. Да как такое вообще возможно, чтобы и электричество, и ВПЯ, и сеть не работали? Такого вообще никогда не было.
— Погоди, посмотрю на своем телефоне, может, у твоего какие-то неполадки, — я вновь поднялся наверх и взял с прикроватной тумбы свой телефон. Легким движением пальца я заставил экран «ожить» и лишь скорчил грустную мину. На моем телефоне процент качества сети тоже стоял на нулевой отметке. Я спустился вниз и рассказал об этом отцу.
— Может, какие-то технические работы? — задал он вопрос, на который я не знал точного ответа. Я лишь пожал плечами.
— Не везде же одновременно.
— Точно. Ладно, иди завтракай, тебе скоро в школу, еще опоздаешь.
— Хорошо. Удачной работы, пап.
— Спасибо, тебе тоже, — с этими словами отец вновь уставился в окно, ежеминутно поглядывая на часы.

Я прошел на кухню, где завтракала мама.

— Садись, кушай.

Я послушно присел на пуфик и подвинул поднос со стаканом сока и свежим гамбургером поближе к себе.

— Он холодный?! — недоуменно спросил я у мамы про гамбургер.
— А как ты думал, я тебе его разогрею, молодой человек, если нет электричества? Я вообще боялась, как бы он не испортился за ночь в холодильнике. Ведь это же надо догадаться оставить нас без электропитания, словно вновь в самое начало 21 века вернулись.
— А что, тогда не было электричества? — я моментально задал вопрос.
— Почему же, было, я ведь тогда совсем маленькая была, но помню хорошо. Когда электричество отключали, а было это часто в те времена, то мы по всему дому свечи зажигали и еду в печке готовили, точнее, твоя бабушка готовила.
— Вкуснее было, чем в современных?
— Да, но мороки сколько было. Надо было самой все нарезать, замешать, соус добавить, и лишь потом в печь ставить, да и рецепт надо было знать. А сейчас все проще: закинул продукты в машину, выбрал, что хочешь на обед, и отдыхаешь, пока машина готовит, — мама с улыбкой погладила аппарат для приготовления пищи, а потом, видимо вспомнив, что без электричества это всего лишь бесполезный металлолом, сменила милость на гнев, и слегка пнула его ногой, — знаешь, а ведь раньше еще и за покупками надо было самим ходить. Доставки, какие они сейчас, были очень дорогими и тащились мы, помню, с бабушкой, через весь город с сумками да пакетами, и магазинов тоже мало было.
— Знаю, фильмы смотрел старые. И как вы так жили?
— Сама не понимаю. Умели радоваться мелочам, жили, как получалось, и не беспокоились, — мама приятно улыбнулась и в своих мыслях вновь вернулась на годы назад, в то время, когда она была еще молодой.
— Как тут не беспокоиться, если все приходилось самим делать? Ведь это столько времени занимало, — я не понимал приятной ностальгии матери по ушедшим временам. Мне это казалось дикостью, каким-то темным Средневековьем. Нет, ну как можно было самим стричь газон, самим стирать белье, самим в доме прибираться? Ну, уж нет, в прошлое я не хочу. Да и развлечений сколько было? Раз в неделю сходить в кино, поиграть, как теперь иногда взрослые собираются, вспоминая молодость, в нарды или домино, а компьютеры какие были? Древность! А чтобы с другом поговорить, нужно было к нему пешком идти, а если он на другом конце города живет? Для этого были эти ужасные велосипеды, от которых только ноги болят, да спина затекает.
— Да, занимало, но тогда это было все в порядке вещей. Нам это хотя и не нравилось, но мы к этому привыкли и воспринимали это как должное, а иногда даже и ждали, и хвастались перед другими, когда успешно что-то делали.
— Дикость, — только и произнес я, проглатывая последний кусок противного холодного гамбургера и запивая его соком. — Ладно, я в школу.

Одеваясь, я подумал: а что, если ко всем прочим несчастьям сломался и мой школьный автобус? Что, если он не приедет за мной? Будет ли это поводом пропустить занятия? Или надо будет добираться пешком? Я открыл дверь и вышел наружу. Приветливо светило весеннее солнце, заливая лужайку возле дома беспощадным светом. Навстречу теплу и свету потянулись цветы в клумбах у соседки миссис Блау — сварливой и грозной старухи, что жила справа от нас. Миссис Блау никогда не отличалась гостеприимностью и дружелюбием, да и в гости к ней заезжал разве что ее сын, да и то изредка. Большую часть своей жизни она проводила внутри своего дома. По рассказам соседей, семейства Фредриксон, к слову, единственных, кого она впускала в свое жилище помимо сына, она проводила время, рассматривая старые фотографии и читая книги. Меня все время удивляло, особенно, когда я был еще маленьким, зачем в сотый и более раз смотреть одни и те же фотографии, ведь можно их уже наизусть выучить за это время. И книги. Я всем сердцем и всей душой ненавидел их. Чтение книг так утомительно и не модно. Зачем читать, если можно послушать аудиоспектакль или, что еще лучше, посмотреть фильм? А по рассказам школьного учителя литературы, мистера Доусона, раньше это было развлечением, и люди почти все свободное время посвящали, как заявлял учитель, этим бездушным листочкам. Странные раньше были люди, странные.

С этими мыслями я зашел в автобус, где меня уже ждал мой школьный приятель Ричард Кирк.

— Привет, Рич, — сказал я, присаживаясь рядом с ним, — сейчас такое расскажу, обалдеешь!
— Доброго, Стив, да я и сам собирался тебе кое-что рассказать, но раз уже ты первый предложил свою историю, то тебе и начинать.

Я кинул куртку рядом с собой не сиденье, положил свой рюкзак на колени, устроился поудобнее и принялся рассказывать.

— В общем, проснулся я сегодня утром, а дома такие дела творятся: электричества нет, «Дав» не работает, сети нет, и еще, кажется, интернет накрылся! Ты просто прикинь!
— И у тебя то же самое? — озадаченно посмотрел на меня Рич.
— Ну, да… — неуверенно промямлил я, — стоп! У тебя что, то же самое?
— Точь в точь! Слушай, а, может, это война началась, ну помнишь, как наш историк рассказывал, с того, что враг старался отключить всю связь и все электричество у противника, чтобы тот испугался и вовремя отпор не дал? — глаза Рича горели. Война всегда привлекала мальчишек и романтизировалась ими, даже если им было пятнадцать и их мысли полностью были заняты выходом нового фильма с Дугласом Спотингом или прохождением онлайн игры «Battle without rules».
— Да нет же. «Последняя война» была лет тридцать назад, а после этого по телевизору и в газетах сказали, что все страны подписали какой-то секретный документ о том, что войны прекращаются.
— А мой дедушка говорит, что туфта этот документ. Войны, мол, до сих пор ведутся, только тайно, и о них никто не знает, — мой дедушка всегда был противником махания кулаками, даже несмотря на то, что он пошел на Последнюю войну добровольцем. Но узнав о подписании этого документа, не поверил ему, считая, что войны будут всегда, так как человечество без них погибнет скорее, чем с ними.
— Но нигде нет информации о них! Ты кому больше веришь: дедушке или телевизору и интернету, которые знают явно больше, чем он? — Рич сказал это очень агрессивно, но такова была его манера ведения диалога, поэтому я не обиделся, хотя где-то в глубине души его слова меня задели.
— Наверное, да.
— Да не «наверное», а точно. На телеканалах люди с высшим образованием сидят, иначе как бы они столько умных слов знали? — слова Рича внушали мне доверие, и я поспешил согласиться с его точкой зрения.
— Ты прав. Тогда что это может быть? — спросил я у друга.
— Думаю, что это вирус какой-нибудь. Попал во все системы, и они перестали работать. Все просто!
— Я так же считаю, — вновь поспешил согласиться я. Рич был явно умнее меня: он знал наизусть имена всех современных актеров, посмотрел уйму фильмов, хорошо разбирался в технике, а еще его папа работал в городской администрации и, как заявлял сам Рич, знания отца передались ему по наследству, а его отец закончил университет. Я, конечно, в это мало верил, но все же Рич был на порядок умнее всех сверстников. В школе у него всегда были одни отличные оценки, особенно по таким предметам, как ораторское искусство, история киноиндустрии, техника, история технологий, безопасность жизнедеятельности, современное искусство, право в современном обществе и прочих других, составляющих, как заявляет наш директор Мистер Гроули, «базу, необходимую, чтобы человек имел право называться человеком». Действительно, что ты будешь делать, если при просмотре телепередачи не сможешь сразу назвать имя ведущего или не поймешь его речи о роли автоматических зубных щеток в истории человечества? Или в случае урагана не будешь знать, что нельзя пользоваться лифтом?

Остаток пути Рич рассказывал мне, как вчера услышал от отца новость о том, что собираются закрыть местную библиотеку и построить на ее месте новый современный IT-D-кинотеатр: с просторными залами, специальными экранами на всех четырех стенах, с новыми сиденьями в зале, которые экспертная комиссия по удобству населения оценила в 10 из 10 баллов. В каждое сиденье будет встроен бесплатный мини-автомат с газировкой и чипсами. Рич был в восторге от этой идеи, ведь библиотека лишь занимала место в центре города и посещалась мало. Постоянными ее посетителями были старики да бывшие преподаватели расформированного исторического университета. Рич даже сказал: «Пусть раздадут все книги этим старикам, а что останется — сжечь и не маяться», и что, мол, во всех крупных городах штата уже такие кинотеатры есть, а мы одни, как какие-то неудачники, вынуждены ходить в обычные IR-кинотеатры или смотреть фильмы дома, и что он, когда такой кинотеатр построят, будет ходить в него каждый день.

Я вновь послушно поддакивал Ричу. Если говорить честно, то так проходило большинство наших бесед. Он выдвигал какие-то версии относительно происходящего, а я под давлением его авторитета соглашался с ним. Меня это устраивало — я не любил находиться в центре внимания, так как часто терялся в подобной ситуации и, в прямом смысле слова, терял дар речи.

Вскоре автобус прибыл к месту назначения. С шумом и гамом мы вышли из салона, до вечера попрощавшись с водителем и направились к зданию школы. Ранее красочные вывески и экраны, транслировавшие достижения нашего учебного заведения, краткие ролики веселой школьной жизни и рекламные ролики, за неимением электропитания теперь транслировали лишь окружающую обстановку, подобно мрачным зеркалам из комнаты ужасов в городском парке. От этого появилось чувство дискомфорта. Младшие и старшие школьники, проходя по аллее, ведущей к входу в главное здание, настороженно озирались. Лужайка слева и справа от аллеи выглядела непривычно и даже как-то мрачно. Мы, школьники, настолько привыкли к красочным голограммам, которые изображали то зеленую лесную поляну, полную необычных животных, то полноводный океан, из глубин которого то и дело в неистовой природной пляске выпрыгивали дельфины, что сегодняшняя картина — серая плита голоэкрана, переплетенная огромным количеством проводов и электроволокон — придавала лужайке вид такой непривычной серой обыденности. Некоторые из наших приятелей, пользуясь моментом, стремились запечатлеть это на фото и видео. Создавалось ощущение, подобно тому, как фокусник, показывая год за годом свои чудеса, во время одного из таких представлений раскрывает свои тайны, и интерес сменяется тоской, восторженное некогда лицо меняется на сконфуженную в негодовании гримасу. Нахождение в неведении заразительно, к нему привыкаешь, и эта привычка мешает правильному восприятию действительности, делает ее заведомо ложной.

Первым уроком на сегодня у нас был урок истории. Обычно это был один из самых моих любимых предметов, да и не только моим. Ведь история нами не просто изучалась, а наблюдалась. Благодаря одному из последних достижений в области науки человек мог погрузиться в историческое событие, почувствовать себя его неотъемлемой частью. Возможно это было благодаря специальным шлемофонам. Урок традиционно проходил так: учитель входил в аудиторию и объявлял тему урока, после чего загружал искусственно воссозданное событие и вместе со всеми учениками надевал шлемофон. Мы оказывались, к примеру, в центре какого-либо сражения и воочию наблюдали все действо. После какого-то важного момента учитель ставил видеоряд на паузу и объяснял суть происходящего. Приближая и удаляя картинку, он останавливался на важных участниках действия: отмечал особенности их вооружения, одежды, коротко рассказывал о них. Конечно, данное изображение исторического прошлого велось по некоторым правилам: нельзя было использовать в демонстрации насилие, жестокость, кровь; акцент делался прежде всего на героизме, храбрости людей, их готовности к самопожертвованию, а дурные или неподобающие поступки обычно опускались или вовсе не были загружены в программу. Хорошо это или плохо? Я не знаю, но мой дедушка, который преподавал историю, когда о подобном изобретении еще даже не мечтали, говорит, что это не дает полноты информации, заставляя мыслить только в определенных рамках и совершенно не дает простора для собственного анализа прошлого, мол, как тебе показали, так и было на самом деле, «ну ты же сам видел» — это единственно верная трактовка.

Дедушка был ярым противником такой системы преподавания истории, хотя и отмечал в ней некоторые плюсы. Он говорит, что видеопрограммы для каждого из таких исторических курсов создаются «неправильными» историками, либо не историками вовсе. Он считает, что такая система оболванивает, а если и не оболванивает, то создает для этого благодатную почву, делая информацию, даже самую сложную, настолько простой и доступной, что если ты захочешь разобраться в каких-либо вещах, то, конечно же, чтению книги предпочтешь этот, как его называет дедушка, «зомбо-шлем».

Войдя в класс, мы увидели нашего учителя истории, недовольно складывающего шлемофоны в шкаф, и поняли, что урок будет проходить совершенно иначе, не так, как в последние годы. Мистер Купер пригласил нас присесть и с грустью сказал: «Ребята, сегодня мы с вами просто поговорим». И весь оставшийся урок мистер Купер задавал нам вопросы об увиденном во время прошлых занятий, а мы, в свою очередь, задавали вопросы ему, преимущественно спрашивая: «Почему отключили электричество?» Однозначно ответить на эти вопросы учитель не мог, наверное, сам не понимая, с чем это связано. На почве этого у меня возникли сомнения, ведь дедушка всегда говорил, что историк только тогда называется историком, когда способен оценить и дать анализ любому явлению, которое касается или даже не касается его, даже если он школьный учитель. Выходит, что мистер Купер не историк, или неправильный историк. Об этом я думал до конца урока, но ответа так и не смог найти.

После того, как прозвенел звонок с урока, мы с Ричем пошли гулять по школе и встретились с нашим приятелем Томом из параллельного класса. Том был очень веселым парнем, он постоянно отпускал различные шуточки, даже если это было не к месту. Обычно он черпал их из всевозможных развлекательных шоу. Сегодня он пересказывал нам содержание вчерашней вечерней передачи «Толстяки» и неизменно при этом хохотал. Передача мне казалась очень жестокой, поэтому я не смотрел. Суть ее была в том, что людям, страдающим лишним весом, предлагалось проходить всевозможные испытания, явно не соответствующие их физическим возможностям. И, само собой, мало кто из участников мог справиться с ними, а когда у человека что-нибудь не получалось, звучал голос ведущего: «Ну ты и толстяк!», или: «Посмотрите, да ему жир мешает!», или же: «Тебе явно мешает утренний гамбургер!» Но Тому данная передача нравилась, как он говорил, она является экзотичной, ведь после знаменитой «Средней реформы» для людей с какими-либо особенностями, отличающими их от общей массы, создавались специальные учебные заведения и рабочие отделы. То есть всю жизнь человек находился в одной группе с себе подобными. Если ты страдаешь ожирением или у тебя плохое зрение, то вся твоя жизнь вне дома будет проходить с такими же, как ты, до конца твоих дней. Реформа была проведена с целью оградить людей, как их называли, «с природными аномалиями», от всех остальных, чтобы их не делали объектами насмешек и они чувствовали себя полноценно, не создавая критических ситуаций в человеческом общежитии. Но за десять лет, как начала действовать эта реформа, по сути ничего не изменилось. Теперь люди стали насмехаться по другому поводу: из-за обуви или одежды не той фирмы, что у большинства, дешевого телефона, маленького дома, не таких белых зубов.

Чтобы хоть как-то успокоить людей, стали создаваться разного рода подобные шоу, а было их множество: «Толстяки», «Очкарики», «Красавицы и ботаники» и многие другие. Смысл их, конечно же, был в том, чтобы унизить тех, кто не похож на «обычных» в привычном понимании людей и повысить их самооценку в своих глазах и в глазах подобных себе. Не знаю как, но это действовало. Когда я спросил у дедушки: «Почему же все так происходит?», он, недолго думая, ответил: «Люди по природе хищники, но если свежего мяса поймать не удается, они моментально начинают есть падаль». Сначала я эту фразу не понял, а попросить, чтобы дедушка растолковал ее мне, не решился. Понимание пришло, когда я в один из школьных дней сам стал объектом всеобщих насмешек. С тех пор многое для меня изменилось, хотя не скажу, что я стал другим.

— Слушай, Стив, как ты думаешь, что будет, если электричество не включат? — неожиданный вопрос Рича увел меня в сторону от рассуждений.
— Ну, не знаю… Сначала у людей закончится питание в телефонах, ноутбуках — это буквально через пару дней. Потом в дома перестанет поступать чистая вода, так как фильтры без очистки быстро засорятся. Через неделю… даже не представляю, что будет через неделю, — удрученно произнес я. Действительно, будущее без привычных удобств выглядело настолько мрачным и кошмарным, что даже одна мысль о подобном разом искореняла всякое желание об этом думать.
— Не знаю, как ты, а я чувствую себя в бескрайней пустыне с литром воды. Я понимаю, что пески огромны, а воды крайне мало, но надежда, что вот-вот, совсем скоро будет оазис, в котором я наполню флягу, или, может, даже останусь там навсегда, все губит.

Необычно философское для Рича рассуждение заставило меня задуматься.
— Отчего же?
— Надежда ведь, особенно ложная, мешает. Она не дает голове здраво мыслить. Это словно болезнь. Вот увидишь: если питание все-таки не восстановят в ближайшие дни, люди быстро поменяются. Они станут вялыми, потому что интересных для них занятий не останется. Они станут уставшими, потому что многое придется учиться делать самому: готовить, например, или стирать. Люди перестанут спокойно спать, спокойно жить. Это страшно… В первые недели наступит глобальная депрессия, — Рич заметно погрустнел. Незаметно для самого себя я и сам поддался этому чувству.
— Слушай, а ну ее к черту, эту школу, пошли просто прогуляемся. Вспомним детство, на качелях покатаемся.
— Где же ты сейчас найдешь качели? — с обреченной улыбкой Рич задал мне вопрос, на который я и сам не знал ответа. Стоп! Неожиданно я понял, что привлекло мое внимание, когда я смотрел в окно утром. На противоположной стороне улицы, во дворе дома Миссис Харт стояли качели, но этим утром их не было на привычном месте.
— Рич, так ведь есть качели в нашем городе! У моей соседки, что напротив. Вот только сегодня утром она их куда-то убрала…
— Куда?
— А мне почем знать, просто утром заметил, что их нет. Хотя, насколько я помню, вечером они еще были.
— Уверен?

Я серьезно задумался. Когда я вообще последний раз обращал внимание на такую мелочь, как соседские качели? Ведь это же такая привычная и обыденная вещь, что просто посмотреть на нее, полюбоваться нет времени. А ведь если это были последние качели в городе? А если в штате? А если вообще во всем мире? Ужасно…

— Нет, но мы должны непременно найти их. Бежим ко мне, миссис Харт не должна была далеко их убрать.
— С чего ты взял?
— Ведь ей уже, наверное, лет семьдесят, а качели выглядят уж очень тяжелыми.
— Будем надеяться, что это так, — сказал Рич, и мы что есть сил помчались к моему дому.
Спустя пару десятков минут, изрядно запыхавшись, мы добрались до места. Давно же я не бегал, но, судя по удивленным взглядам прохожих, не мной одним было забыто такое простое ощущение, как бег.

Внимательно оглядев лужайку перед домом старушки, качелей мы не обнаружили.

— Давай посмотрим на заднем дворе, — предложил Рич.
— Ты что, это же проникновение на территорию частной собственности! — с опаской произнес я. — Что, если просто постучать и спросить?
— Ну ты и сумасшедший… сам же прекрасно знаешь, как старики ненавидят молодых. Да и кто мне рассказывал истории про злых старух-соседок, с мерзкими кошками?
— Ты прав, она нас прогонит, — я посмотрел в сторону калитки, ведущей на задний двор и, скрепя сердце, решился на это маленькое правонарушение. И каково же было мое удивление, когда, перемахнув легким прыжком через забор, в тени старых, точно как у миссис Харт яблонь, я увидел те самые качели, что стояли ранее на лужайке возле дома. Массивные, с потрескавшейся краской и, наверное, ужасно скрипучие, но до чего же восхитительные. Стоящие сейчас в тени деревьев, они смотрелись настолько естественно и привлекательно, что я еле сдерживал себя от попыток сорваться. Появилось стремление за пару шагов пересечь задний двор из одного его конца в другой и всей своей массой брякнуться на деревянное сиденье и качаться, качаться, качаться. Качаться, наверстывая детство, которого я был лишен благодаря механическим приборам, компьютерным играм и однообразным предметам массовой культуры. А еще взять в руки интересную книгу и читать страницу за страницей, переживая судьбу вымышленного, но ставшего, начиная с первой страницы, таким родным, человека. Сейчас я понял, что прикасаться к другому миру следует не через игровой джойстик или экран монитора, а через буквы, строки и предложения. Воссоздавать другой мир нужно внутри себя, сохраняя его драгоценные частички.

Я сделал шаг по направлению к этому покореженному кусочку прошлого, но остановился. Откуда-то издалека послышался взрыв. Судя по всему, он произошел в десятке километров от нас, но земля спустя несколько секунд буквально вздрогнула под ногами, и еле заметно зашелестела листва яблонь. Внезапно наступившая темнота заставила нас обернуться, и каково было наше удивление, когда где-то на востоке мы увидели огромный ядерный гриб. Я не уверен, что это был именно он, но уж очень велико было сходство с фото и картинками в интернете. Мы завороженно смотрели вдаль, теряясь в отчаянных попытках объяснить происходящее, а в это время темнота застилала небо. Она проникала в каждую щель, под каждую травинку, убивая всякую надежду живых существ на свет. Мрак, словно великие армии прошлого, разорял опальные и погрязшие в похоти и коварстве города и цивилизации. Темная эра человеческой души закончилась, а на ее загнивающих останках разыгралась Великая, на сей раз действительно Последняя война.

Автор: Макс Монро
Иллюстрация: В.Вартани