Стояла зима. Уже давно отлетели на юг черные, шумно и тревожно хлопающие крыльями птицы. Оборванная свирепым порывистым ветром желто-грязная листва отлежала мокрым стоптанным ковром на дорогах деревушки, ютившейся под склонами гор, и уже почти сгнила. Буро-серая земля была во многих местах обнажена. Скованная морозцем, слегка опушенная в изломах серебристым инеем она словно закаменела. Нагонял тоску серый воздух. Где-то вдали, как обещанье чего-то, синел ельник. Но снега как не было, так и не появилось.

Многие жители из деревушки давно перебрались в город и думать забыли о том, что здесь когда-то жили они сами и их предки, и предки их предков. Заброшенная часовня, нежилые постройки уживались рядом с новыми крепкими домами, окрашенными, тем не менее, в белые, под стать уже имеющимся, цвета. Последнее время у деревенских жителей только и было разговоров, что уж теперь-то точно не видать им урожая.

Не только взрослые, но и дети тосковали по снегу, по снежным забавам, играм в снежки, катанию на лыжах и коньках. Но такая погода, перемежаясь потеплением и дождем, все длилась, длилась и длилась. Пока, наконец, горы и спрятавшуюся под ними деревушку не накрыл северный циклон. Подул леденящий ветер. Он дул ровно двое суток. По ночам было слышно, как он неистовствовал, свистел в печные трубы, завывал под окнами, деревья колотились голыми ветками о стекла домов, будто просились в тепло. Сами стекла в окнах ходили ходуном. Срывало карнизы и черепицу с кровель домов. У кого-то оборвало провода, и они остались без света.

Под утро ветер утих и, проснувшись, деревенские жители не поверили своим глазам. Выпал снег. Все улицы были им заметены. Деревья гнулись под тяжестью снега. На домах были белые шапки. Собаки заливались радостным лаем. В воздухе стояла невероятная свежесть. Казалось, пахнет сам снег. Все было новым, невероятно чистым, первозданным. В открытые окна валил белый пар — морозец. Все дышало энергией и было залито белым светом. Маленькая девочка Нелли, которая жила вместе с бабушкой на окраине деревни, приникла утром к окну и всплеснула руками: «Бабушка! Снег выпал!» Бабушка поспешила к окну: «Да, внученька, наконец-то земля дождалась снега!»

У Нелли не было матери и отца, она потеряла их в раннем детстве. И только иногда ей смутно грезилась какая-то склонившаяся над ней женщина в облаке золотых волос. Женщина качала Нелли в кроватке и напевала известную в их краях песенку «В Рождество Христово это Бог сошел на землю Светом».

Бабушка, фрау Матильда, была теперь единственной родней Нелли. Пожилая фрау часто вздыхала: «Что-то с тобой будет, когда я умру? А как твой отец хотел, чтобы ты уехала в город и там выучилась». Бабушка, хозяйничая, экономила на всем, нарезала утром на завтрак серый хлеб тоненькими ломтиками. Так же тоненько намазывала на них прозрачный оранжевый джем, варила дешевый, пахнущий как будто жжеными перьями кофе.

Но за паровое отопление и свет исправно платила в срок. Так, что в деревушке ее даже ставили в пример. Этот серый хлеб, как непроданный, им жертвовал каждый вечер булочник Ганс. Утром следующего дня он рано-рано выпекал свежий хлеб. «Так заповедовал Бог, — любил повторять толстый добродушный Ганс, — это десятина, которую мы должны Богу, а значит и бедным людям». Позавтракав, Нелли снова подошла к окошку. Снег! Какая это была радость, особенно для нее, сироты, у которой других радостей не было и в помине. В доме была скудная обстановка. Всю более-менее стоящую мебель после гибели родителей Нелли фрау Матильда давно уже продала за долги. Оставалась лишь самая необходимая тяжелая старинная неуклюжая мебель. Темно-зеленые бархатные портьеры были проедены молью и выцвели на солнце. На комоде из черного дерева стояла их единственная ценность — статуя Святого Николая, с которой фрау Матильда не рассталась бы ни при каких обстоятельствах. На стене, возле окна, висели старинные часы-ходики в виде солнца. Позолота с них давно слезла, и бабушка покрасила их ободок ярко-желтой краской. Так что в комнате, особенно это было заметно в пасмурные дни, стало даже веселее. Но в остальном, как в этом доме, так и в жизни бабушки и внучки после смерти родителей Нелли, ничего не менялось, ничего не происходило. Только ходики методично отсчитывали минуты, часы. Единственное, что разбавляло их монотонную жизнь, так это поход бабушки в местную католическую церковь и ее, Неллино, посещение школы.

Как же была рада Нелли выпавшему снегу! Теперь Гюнтер, ее друг, обязательно покатает ее на санках! От одной только этой мысли щечки Нелли даже раскраснелись. А то, что зимнее пальтишко ее, перешитое из бабушкиного, уже прохудилось и старые облезлые ботинки, что отдали соседи, уже не грели — это ничего. Их можно почистить кремом, а вниз надеть теплые носки. А пальто укрыть старой клетчатой шалью. Они уже так делали в прошлом году с бабушкой, и никто, как казалось Нелли, не заметил, что пальто старое.

На улице бабушка и Нелли сразу повстречали почтальона — всегда улыбающуюся Хелен. Тонкая, затянутая в форменную теплую одежду фигурка сгибалась под тяжестью огромной сумки. Хелен издали поприветствовала бабушку с внучкой, идущих в деревенскую школу. Она никогда не останавливалась возле них, ей было почти неудобно, что нечем порадовать их — ни письмом, ни посылкой.

На прогулке в школе Нелли вдоволь наигралась с другими детьми в снежки, Гюнтер покатал ее на новых санках. Она была почти счастлива. Так, что даже когда Нелли, забывшись, закружилась на переменке в школе, и всем стало видно, что под каждой складочкой на ее юбке по дырочке, и три дочери аптекаря посмеялись над ней, это не испортило ей настроения. Нелли привыкла, что эти заносчивые девчонки вечно подшучивают над ней, над ее большими неуклюжими башмаками, в которых она так часто спотыкалась, и над перешитыми из старья нарядами. Нелли не обижалась, потому что бабушка, однажды вернувшись из церкви, ей, поначалу так часто плакавшей в школе, объяснила, что только жестокие и злые люди могут смеяться над сиротой. А это значит, что они никогда не будут в раю, на небе, там, где уже находятся мама и папа Нелли, и другие хорошие и добрые люди. И Нелли перестала расстраиваться, когда над ней смеялись или обижали ее. Что ж, тем хуже для них!

В школу Нелли водила бабушка, а из школы она возвращалась с Гюнтером. Гюнтер любил придумывать разные истории, сочинять, иногда ему случалось приврать, и тогда Нелли дразнила его: «Гюнтер врунишка, заврался слишком». И они смеялись, и глазки у Нелли блестели, и она казалась прехорошенькой. Однажды он слепил из пластилина фигурку лесоруба и сказал, что теперь этот лесоруб будет всегда ее защищать. Слепленную куколку Нелли поставила возле Святого Николая.

А в этот раз Гюнтер сказал, что Святой Николай подарил ему кучу сладостей и санки, а на Рождество он попросит Младенца Иисуса подарить ему игрушечную железную дорогу. И в завершение Гюнтер спросил: «А ты о чем просишь Святого Николая и Иисуса?» Нелли даже остановилась на дороге: «Это бывает редко. Ну, когда я помогаю бабушке по хозяйству и не успеваю выучить уроки, то прошу их, чтобы в школе меня не спрашивали». Гюнтер даже задохнулся от возмущения: «И ты из-за таких пустяков беспокоишь Святых и Бога?» И он решительно приказал Нелли: «Садись в санки!» Таща санки с Нелли, Гюнтер продолжал ворчать: «Чувствуешь пользу? Это подарок Святого Николая, а ты испугалась какой-то плохой отметки». Изо рта Гюнтера на морозе шел пар, он оглянулся на съежившуюся от холода фигурку девочки: «Попросила бы лучше себе у Христкинд на Рождество шубку или шапку, наконец, и то было бы больше пользы».

В этот вечер Нелли долго не могла заснуть, она вспоминала слова Гюнтера. Встав перед статуей Святого Николая, она тихо и робко попросила: «Милый Святой Николай, пожалуйста, если тебе не трудно, ты же хорошо знаешь нас с бабушкой, и тебя Бог лучше послушает, попроси Младенца Иисуса подарить мне на это Рождество новую шубку, шапку, сапожки и рукавички». Помолчала и потом, отважившись, выпалила: «Верните мне папу и маму, мне так плохо без них!» Нелли подняла глаза, и ей показалось, что Святой Николай наклонился над ней и смотрит ей сочувственно, прямо в лицо, и от Него идет свет. Нелли испуганно зажмурилась. А когда открыла глаза, все уже было по-прежнему.

Где-то через неделю, выйдя из дома утром, бабушка и Нелли повстречали своего соседа — булочника. Неповоротливый Ганс надел по случаю снега енотовую шубу и огромные рукавицы. В зубах его была огромная трубка. Завидев бабушку и поздоровавшись, он бодро сообщил сочным баском: «Фрау Матильда, я договорился с мэром общины, к нам приезжают из города лесорубы за ёлками к Рождеству, одного постояльца я выпросил для вас». Глядя на высоко поднятые брови фрау Матильды, он продолжил: «Не пугайтесь, досточтимая фрау, мэрия будет поставлять каждый день вам продукты на содержание постояльца, к тому же вам выплатят деньги из казны. Я думаю, они вам к празднику совсем не помешают. О-хо-хо!» И довольный, что все так ловко устроил, он весь так и залучился морщинками. «Досточтимая фрау», не зная, что и сказать на это, только пожевала губами и потянула внучку за руку, поскольку они уже опаздывали.

На следующий день, вернувшись после школы, Нелли услышала голоса: дребезжащий старческий бабушкин и чей-то молодой — незнакомый мужской голос. Это был лесоруб, которого мэрия поселила у них, как и обещал Ганс, за счет казны. Лесоруб оказался совсем не таким, каким представляла его себе Нелли. Он был не такой уж и высокий: сухощавый, бородатый, с небольшой, несмотря на еще молодой возраст, лысиной и красивым, тонким лицом, которое освещали синие-синие прозрачные глаза — всё видевшие, всё понимающие. Таких глаз Нелли не видела ни у кого в деревне. Одет он был просто — на нем были грубый серый свитер и черные брюки. Выяснилось, что Николас здесь не один, а с другими такими же лесорубами. Они приехали за ёлками, нарубят их и уедут обратно.

Вечером Нелли опять стояла возле фигуры Святого Николая с напряженным личиком и шептала, шептала свои просьбы, сложив умоляюще ручки. Вышедший за чем-то Николас увидел стоявшую Нелли и остановился. Он невольно услышал, о чем просила маленькая девочка.

Утром Николас, Андреас, Карл и еще двое пожилых лесорубов уже пилили ёлки. В морозном воздухе звонко и въедливо визжали пилы, вгрызаясь в древесину. С шумом валились спиленные деревья, от работавших валил пар, они перекликались, весело шутили, а у Николаса не выходила никак из головы Нелли. Его тронула история девочки. Фрау Матильда рассказала, что родителей Нелли погребла под собой снежная лавина в горах, их нашли только весной и похоронили. Он сам был отцом трех веселых крепких мальчишек, дома ждала жена — золотоволосая Ханна. Столько лет она мечтала о дочке, но врачи запретили Ханне после рождения третьего ребёнка иметь ещё детей. Вспоминалась песенка, которую так любит петь Ханна каждое Рождество:

Уже было заготовлено много ёлок, начали сгущаться сумерки, лесорубов начал пробирать морозец, когда прозвучала команда возвращаться в деревню.

В доме стоял аромат свежесваренного хорошего кофе. Уставшего Николаса за накрытым столом, с аппетитным жарким, капустой со свиными ножками, рулетами, напечёнными пирогами, с дымящимся кофе, ждала довольная фрау Матильда. Проголодавшийся в лесу Николас усадил за стол и бабушку, и внучку. Пробыв на морозе в лесу целый день, он с удовольствием пил кофе, ел приготовленные блюда и не сразу заметил, что глаза у Нелли заплаканы. «Эй, что случилось, маленькая фройляйн?» — шутя окликнул притихшую девочку Николас и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза. Глаза были действительно припухшими от недавних слез. Нелли ответила: «Мне Гюнтер сказал, что если попросить Младенца Иисуса, то Он может подарить мне на Рождество шубку и сапожки, а дочки аптекаря в школе сказали, что Гюнтер, как всегда, врет и подарки под ёлку кладут отец с матерью, а вовсе не Христкинд. А у меня не только мамы с папой нет, нет даже и ёлки». Николас посерьезнел: «А ты дождись Рождества, может, плакать и не придется. Ну почему ты поверила каким-то злым девчонкам, а не другу Гюнтеру?» После ужина Николас у окна о чем-то долго шептался с бабушкой Матильдой.

Вечером следующего дня Нелли снова стояла, сложив умоляюще ручки, возле фигуры Святого Николая и настойчиво, с силой, повторяла ему что-то. Раздался шум грузовичка, на котором Николас обычно возвращался из леса, Нелли бросилась к окошку и в синем густом воздухе разглядела, что Николас на этот раз вернулся не с пустыми руками. Он нес большую ёлку. Нелли выскочила раздетая на крыльцо и, только Николас успел поставить ель на землю, бросилась к нему на шею. Она судорожно стиснула его шею и, уткнув лицо в бороду, завсхлипывала. «Ну-ну, — ворчливо сказала растроганная Матильда, вышедшая вслед за ней, — опять слезы, что-то ты совсем расклеилась, моя дорогая». А Николасу казалось, что он и сам сейчас расплачется. Он думал о том, что хорошо, что уже темно, и никто этого не заметит.

Потом Николас вместе с радостно суетившейся Нелли устанавливал ёлку. Значит, теперь уже можно было надеяться на чудо. Наконец-то и у нее в доме стоял этот волшебный, такой рождественский, неповторимый запах свежесрубленной ёлки, смолы, аромат хвои. И теперь даже их убогая гостиная празднично преобразилась. Нелли, затаив дыхание, следила за каждым движением Николаса!

К сожалению, украшать ёлку было нечем, но Нелли это не огорчало. Хуже было то, что на завтра был назначен отъезд Николаса и других лесорубов. Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Рано утром, когда Нелли еще спала, к зданию мэрии подъехала большая крытая машина, на которую погрузили ёлки. В специально прибывший автобус уселись лесорубы и быстро умчались в город. Только взметнулась снежная пыль.

Наступили рождественские каникулы. Бабушка Матильда отправилась в магазин, чтобы запастись продуктами на Рождество, ведь теперь они могли себе это позволить, так как мэрия расплатилась с деревенскими жителями за постояльцев. А в это время проснулась Нелли, к ней в гости пришел Гюнтер, посмотреть ее ёлку. Он принес пирожное «Туфельку», которое только что купил в булочной Ганса, дети разделили его пополам и съели.

Гюнтер уверенно и деловито обошел весь дом, хозяйственно оглядел всё вокруг, потопал ногами по заскрипевшему полу и, немного подумав, сказал: «Вам не помешал бы хороший ремонт». Отодвинул слегка тяжелые портьеры, потрогал ходики, с уважением заметив: «Старинные». Остановился перед статуей Святого Николая и глубокомысленно заметил: «А ты знаешь, Нелли, Ваш Святой Николай похож на Николаса лицом, — подумал и поправился, — нет, это лесоруб Николас похож на Святого Николая». Нелли, слушая мальчика, только улыбалась — ей тоже так казалось. «Ничего у вас был постоялец, добрый, ёлку поставил, у нас тоже был хороший, рыжий Карл, он у нас даже поправил изгородь». «Ну, чего попросила себе на Рождество?» — продолжил он через время, усаживаясь в заскрипевшее старое кресло. «Я попросила шубку, шапку, сапожки и варежки», — ответила Нелли. «Ого, какая ты жадная», — удивился Гюнтер. «Я не виновата, что мне надо так много, а еще я попросила, чтобы мама и папа вернулись ко мне!» — вдруг, решившись, откровенно призналась Нелли. Гюнтер на это нахмурился и помрачнел, но ничего не сказал.

Настало Рождество. Ближе к ночи зашел слегка захмелевший Ганс и торжественно выложил на стол, несмотря на протесты фрау Матильды и девочки, рождественское угощение: колбасы и пироги, изготовленные собственноручно супругой Ганса. Выставил, гремя, горшки со сметаной и вареньем и, громко топая, ушёл, довольный сделанным добрым делом.

Когда Нелли улеглась спать, уже лежа в кроватке, она посмотрела на статую Святого Николая и увидела, что от статуи опять идёт чуть заметный свет. Нелли, счастливо улыбнувшись, закрыла глаза и попросила умоляюще шепотом: «Святой Николай, милый младенец Иисус, пршлите мне шубку, шапку, сапожки, варежки, но самое главное — пусть у меня будут мама и папа, как у всех». В это время кто-то негромко постучал в их дом. Нелли услышала голос почтальона Хелен. «Наверное, зашла поздравить бабушку», — уже сквозь сон подумала Нелли.

Ночью ей снился удивительный сон. Как будто ёлка начала кружиться вокруг своей оси, потом остановилась, и от нее пошло сияние. Откуда-то появилась высокая светловолосая, удивительно красивая женщина. Она стала укладывать на кресло, придвинутое к ёлке, подарки: белую пушистую шубку, белую шапочку, красные сапоги и варежки с вышитыми на них снежинками. При этом женщина напевала голосом, так удивительно похожим на тот, который Нелли слышала в раннем-раннем детстве:

Нелли проснулась поздно, в полдень. Вся комната была залита светом. В углу стояла ёлка, а рядом с ней на креслице лежали сапожки, шубка, шапочка, варежки! Все, как и было во сне. Нелли бросила благодарный взгляд на Святого Николая, и ей почудилось, что он улыбнулся ей. Восхищенная, Нелли поднялась и встала возле ёлки, все еще не веря случившемуся чуду и не смея даже коснуться подарков, так волшебно появившихся за ночь. Со двора раздался гудок машины. Нелли кинулась к окну, но оно за ночь окончательно замерзло, и сквозь густой белый узорчатый бархат инея ничего нельзя было разглядеть. В нетерпении, накинув свое старое пальтишко, Нелли бросилась во двор. Посреди двора стояла красная лакированная машина, рядом с ее открытой дверцей стоял улыбающийся Николас в темно-бордовом свитере с зелеными полосками. Рядом, держась за руки, стояли трое улыбавшихся так же, как отец, мальчишек. Возле них, в накинутой на плечи белой шубе, стояла светловолосая высокая красавица. «Мама», — закричала Нелли во весь голос и, рыдая, кинулась к женщине, которая уже распахнула свои сильные руки для объятия. Нелли, прижавшись что есть силы к женщине, повернула, уже вопросительно, голову к Николасу. Тот кивнул: «Да, ты все правильно поняла, мы за тобой, дочка». «А бабушка?» — чуть шевеля губами, почти беззвучно спросила Нелли. «И бабушку с собой заберем, а Гюнтер будет приезжать к нам в гости», — громко ответил ей Николас, и мальчишки дружно и радостно рассмеялись. Фрау Матильда, уже появившаяся на пороге дома, тревожно взглянула в лицо незнакомой женщине. Жена Николаса ответила ей открытым, полным любви взглядом. И старая фрау поняла, что в большом сердце Ханны есть много места, как для маленькой Нелли, так и для нее, уже старой, Матильды. Тревога исчезла из глаз пожилой женщины, выражение лица смягчилось, она успокоилась и улыбнулась выскочившему на шум соседу Гансу.

Солнце стояло над горами, оно заливало всё своим золотым всепобеждающим светом. И душа маленькой девочки расцвела, как цветок, посреди зимы, согретая и этим солнцем, и любовью людей, ставших для неё, так неожиданно, родными…

Автор: Тамара Малюнкина-Ханжина
Фото: Екатерина Мордачёва

1 679