Культурный журнал

Черешенка

Скориков
Все мы собачились в лучшем смысле этого слова.

Каждое утро и вечер по часу, по два.

Мы — это жители квартала, которые имели цуциков.

Из десяти хрущевок, выходящих к футбольному полю у школы, набиралось всего человек двенадцать собачников, и то в лучшие времена.

Интересные превращения происходят с человеком, выгуливающим собаку вместе с себе подобными. Они чем-то похожи на те, которые происходят с попутчиками в купе поезда дальнего следования.

Вначале люди молча кивают друг другу, потом потихоньку кучкуются, чтобы обсудить, чем любимца кормят или лечат. Через время делятся опытом, книгами, рецептами, телефонами, щенками, и, в конце концов, семейными тайнами, которые в обычной жизни не каждому и рассказал бы…

Не знаю, как действует в этом смысле поезд, а в случае сверхоткровенности собачников, думаю, решающим становится именно непосредственность самих собак при общении друг с другом. Так собаки нас и сближали, и уже на прогулку мы и они шли почти как на встречу с родственниками. Иногда хотелось быть и одному — для этого была большая лесополоса через дорогу.

У всех собачников позывные были составлены из кличек их собак. Нам с женой приклеили погоняло «лёлики», понятно потому, что нашего красавца звали Лёлик. Полностью — Лео-Ли. Китайская хохлатая собачка, ксоло, не голая, а с вуалеобразной шерстью-пухом, паудер-пуф, пуховочка.

Когда мы читали книгу по воспитанию собаки, то наткнулись на фразу: «…собаку нужно звать четко и громко, лучше отрывистым одно-двухсложным именем». Дальше приводился список желательных правильных кличек. В конце автору захотелось пошутить: «У вас не будет эффекта полного послушания, если вы будете подзывать питомца невнятно и длинно, что-то вроде: «Леонид, подойди ко мне пожалуйста…»» После этого мы непременно, хоть раз в день, доставляли себе удовольствие и подзывали Лёлика таким куртуазным способом. Он не шел, но потом начал что-то чувствовать, потому что за этим следовало веселье.

А на улице, в присутствии чужих, устраивал шоу, на которое собирались посмотреть. После призыва «Леонид, подойди ко мне, пожалуйста» он медленно поднимался, скраивал важное выражение на мордочке, оглядывал остальных несчастных собак, которых подзывали отрывистыми и четкими способами их грубияны-хозяева, и медленно шел к нам, принимая аплодисменты.

Иногда с кличками-именами происходила забавная путаница:

- Сегодня видела Люсю, что-то она совсем еле ходит, похудела, грустная такая…

- Ну, может течка, а вообще сейчас жара такая, пекинесам не позавидуешь.

- Да я про Люсю, хозяйку Джека!

Его звали Костя, иногда Костя-охранник. Это был бизнесмен средней руки и такого же возраста. Он владел охранной фирмой, в прошлом был военным. Как для меня, он был неправильный охранник-бизнесмен: слишком худой, опрятный и интеллектуальный. Но главное, у него была не охранно-биснесменская собака. Ей полагалось быть яростным бультерьером, демоническим ротвейлером или лоснящимся мускулами доберманом.

При Косте на длинном тряпичном поводке бегала худая, как велосипед, рыжая с подпалинами и почти совершенно беспородная собака довольно веселого нрава. Как он сам рассказывал, эта рыжая прибилась к нему еще щенком на даче во время сбора черешневого урожая. И так она весело уплетала черешню в огромных количествах, накладывая потом аккуратные кучки косточек, что получила кличку Черешенка, а потом все-таки для солидности стала Черри.

Одним из любимых наших развлечений на прогулках было придумывание породы для Черри. Кто-то считал, что это выжла, что уже само по себе было смешно. Другие, соглашаясь, добавляли ей кровей от левретки. Одна мадам безапеляционно заявляла, что это конечно азавак, хотя иногда находила у нее уши от тайского риджбека. Лично мне казалось, что это типичная норвежская тупиковая лайка. Ну, может, не совсем тупиковая…

Девочка, которую тянули в разные стороны два чау-чау, один белый, другой черный, сказала, что это не кто иная, как новогвинейская поющая собака. Костя, после двух недель наших пыток, стал соглашаться на каролинскую собаку, но потом вдруг определился, и Черешенка стала чинуком, редчайшей ездовой собакой. На том и порешили…

При всей своей игривости и бесшабашности Черешенка отчаянно охраняла Костю при каждом удобном и неудобном случае. Даже по прошествии многих совместных гуляний я иногда утром в страхе отдергивал руку, когда хотел с ним поздороваться. Черри скалилась и рычала низким утробным рыком. И как он только получался в этом тонком тельце?!

Нашего породистого Лёлика она не особенно привечала, как и он ее, видимо зная, что она не чинук. Но это пока не наступала течка. В эти сложные для нас периоды сексуального маньяка приходилось отлавливать и нести домой на руках. А он и не сопротивлялся, говоря всем видом: «Изводят меня эти сучки своим телом и запахом. Замучился я, так что несите меня уже, от греха…»

Костя и Черешенка всегда гуляли только вдвоем, хотя семья у него была. Когда ему тревожно звонили на мобильник с работы и сообщали о каком-то жутком аврале, он непременно говорил, что сначала догуляет Черри, а потом сразу примчится. В дождь, в снег, в рань собачью и в ночь зимнюю они были неразлучны и только вдвоем. Без микроскопа можно было разглядеть, что друг в друге они души не чают.

Совсем недавно возобновилась скайп-связь с мятежным Луганском, и поговорив с полчаса, я стал вспоминать друзей-собачников, спросил, как там Костя-охранник. Вот какую историю мне рассказали.

Костя был кем-то в оплолчении, но в боевых действиях участия непосредственного не принимал. В тот день он и Черри, как обычно, гуляли возле школьного стадиона. Две старушки с пинчерами судачили рядом. Черешенка резвилась, летала по пустынному, невытоптанному за лето футбольному полю. Подъехала «Газель» с логотипом агентства, и Костя подошел поговорить к водителю, приехавшему к нему.

Черри внезапно сделала огромный ирокез на холке, сузила глаза, прижала уши «в пилотку», оскалилась и стала тащить Костю-охранника за штанину. Тот прикрикнул на собаку, думая, что она опять злится на то, что он без ее разрешения говорит с незнакомцами. Но собака стала совсем бешеной. Черри лаяла заливисто, визжала, рычала, хрипела, разбрасывая пену, потом начала скулить так, что слышен был животный страх. При этом она заглядывала Косте прямо в зрачки. Этот взгляд ни один собачник ни с чем не спутает.

Когда собака так смотрит — она точно что-то тебе говорит, и от того, что ее не понимают, вся вселенская тоска сосредоточена в этом взгляде. Черешенка тянула Костю домой, но так рьяно и страшно, что он быстро попрощался с водителем и повел собаку к дому, по дороге думая, не случилось ли что с родными. Когда они вбежали в подъезд, на улице разорвалась мина. Потом еще одна.

Через полчаса Костя вышел во двор. «Газель» догорала. Рядом стонала старушка с оторванной ступней.

Так верная Черешенка и спасла жизнь Косте-охраннику. Где они сейчас? Гуляют ли вместе?

***

Говорят, что собаки — это последние ангелы, которые решили остаться с людьми на земле.
Заведи собаку, но помни, что у нее нет недостатков, кроме одного: она однажды уйдет из жизни и разобьет тебе сердце…
Куда они попадают после смерти? Они попадают в свой рай?
Я однажды спросил об этом у священника, и он ответил, что домашние любимые животные попадают на небо к своим хозяевам (если они тоже уже умерли), или к людям, которые их любили и уже там.
Наверное, если Там у животинок никого нет, то они бродят по краю неба и ждут своих дорогих хозяев.

Автор: Игорь Скориков

проза

количество просмотров 854
Система Orphus