Эстафетой

хороводится внутри слово -
многоактовые побеги
из войны до любви

и снова -
в неизученный дальний берег

где прольётся строкой на бумагу
первозданностью в рифму одетой
как куплет точно

слово простое

в вечность поданное
эстафетой

Гость

в этот мёртвый сезон, когда лужами плачет асфальт
ко мне в гости пришла только боль, молча встала в углу.
обстановка простая — бесцветные стены, закат,
и будильник, замолкший навек, что хранит тишину.

боль мне ставит на грязный паркет две бутылки вина,
и в безумной истерике пляшут неровные тени.
с каждым тостом пила лишь она, но пустел мой бокал,
утекало под кровлю небес окосевшее время.

дождь стучится в окно, я смотрю на простуженный мир,
что покинут и пуст, точно серая мертвая Припять.
ко мне в гости пришла только боль, что из сотен квартир
постучалась в мою.

я гадаю лишь, как её выгнать.

Отвергнутое пламя

коснись рукой меня в чужом холодном доме,
ты ей и гладь, и бей, так не стесняясь стен.
застряли навека в парадной или в коме,
чтоб выяснить на ринге, кто здесь кого мертвей.
я сразу не сдаюсь, и льдом кровавит спальни
невыписанный стих.
ребром лежим к ребру.

бычок. грязный ковёр. и в неприкрытом сраме
здесь мечется любовь, как вепрь через пургу.
затравленный, забитый, и пасть с клыками землю
отчаянно жуёт, насытить лишь бы гнев.

что было — то прошло.
сквозь папиросный «где ты?»
отвергнутое пламя

бросается на всех.

Собирать в поле сныть

на все мои фразы — регламент
и действия все взаперти
в нутро быт стальными клыками
впивается, чтоб не уйти
куда-то в тяжёлом сиротстве
мне

только одной не побыть
не мыта посуда, кусается кошка
весь мир вокруг сжат до стола и окошка
весь мир вокруг сжат, но бегу я от мира

дышать
собирать в поле сныть

Пляшут в сумерках звёзды

всё, что было святым — то растоптано
не смотри мне в глаза — не увидишь
ничего. оголённостью провода
сбило вынужденное затишье
нам бы радоваться и общаться
в этой комнате, где кружат белым
стены, лица
где время сквозь пальцы
так коряво течёт, неумело

пополам разломили упрёки
в небе месяц. он впился рогами
в крышу дома, но дом давно мёртвый -
запинали его сапогами
я тебя в нём укрою ладонью
пусть беснуется солнце в морщинах
мы проснувшись об этом не вспомним

пляшут в сумерках звёды невинно

От себя не сбежать

от себя не сбежать, но собою быть невыносимо,
плен опущенных рук навсегда запрещает бороться.
каждый божий мой день — это личная Хиросима,
что взрывается с каждым провалом, и дымные кольца
воскрешают действительность вместе с убогим изгнаньем,
куда я добровольно свой путь расчерчу белым мелом.

здравствуй брошенный скит -
буду я оголтелым вандалом,
нарисую под окнами счастье опять неумело.

Автор: Анна Кантелинен