Улыбка для богов
Помню, в детстве был у нас в селе монах. Так, в любом случае, его называли не то в шутку, не то всерьёз. Честно признаться, я до сих пор не знаю, был ли он на самом деле монахом, но ходил он всегда в рясе. Простой такой, но добротной. Странно, но никакого креста или прочего атрибута веры на нём не было. Да и никаких околобожественных разговоров он с нами не вёл и нечистым никогда не грозил.
Дети любили его дразнить, а он в ответ только смеялся себе в бороду, хитровато поглядывая на зачинщиков очередной проказы из-под густых бровей. Тем не менее, мы все его немножко побаивались — как Деда Мороза. Тот тоже хоть и добрый, но в то же время строгий. А ну он разозлится?
— Ты, правда, Дед Мороз? — спросила как-то моя младшая сестрёнка, встретив его на улице. Наивная, мы наплели ей сказок, чтобы за забором посмеяться, а она стояла перед ним, как кроха перед великаном и ожидала какого-то чуда.
Он присел и посмеялся на свой манер — сдержанно, будто боясь распугать всех громогласным хохотом. А потом ответил:
— Нет.
И многозначительно подмигнув, встал и пошёл дальше. После этого у него появилось ещё одно шутливое прозвище — Дед Мороз.
Мне и моему другу было невыносимо скучно играть в добрые игры. Мы обожали разные эксперименты. А что будет, если подпереть дверь соседки снаружи граблями? Или запустить соседского кота в курятник к петухам? Или бросить в собачью конуру? К слову сказать, домашние животные нас боялись, как огня, и солидарно жались в страхе по углам. А сможет ли кот разорвать мешок и выбраться до того, как мы его выловим у моста, если бросить его в речку?
За этим занятием нас монах и застал врасплох. Схватив без лишних слов нас за шиворот, по одному в каждой руке, он опустил нас в речку по самую голову. Наверное в тот момент мы кричали, отплёвываясь и пытаясь вырываться, так же как и тот несчастный кот. Но он держал нас крепко и отпустил только тогда, когда мы в отчаянии запросили о пощаде, швырнув нас играючи на берег. А когда мы улепётывали что есть сил прочь, он заливался от души громким хохотом.
Эта же участь постигла и моего отца, когда он навеселе решил вечером отомстить за своего неусидчивого отпрыска, не зная, естественно, об истинной первопричине произошедшего. Вернувшись домой насквозь промокшим и враз отрезвевшим, он переодевался в сухую одежду, при этом сдавленно, но искусно матеря всех монахов. Узнав же от моей матери полную и правдивую версию случившегося со слов соседа пострадавшего кота, он пришёл в такую ярость, что мне сильно не поздоровилось — даже не смотря на то, что удалось своевременно улизнуть из дома, заночевав на сеновале. После этого наши эксперименты плавно перешли больше в техническую плоскость, так что священное омовение пошло мне однозначно на пользу.
Когда мне шёл уже шестнадцатый год, я вновь встретился лицом к лицу с монахом. Все эти годы я успешно избегал встреч с ним, но очевидно в жизни людей есть события и дела, которые должны быть завершены, чтобы не лежать некогда брошенными камнями где-то на дне наших душ. Присев на пень напротив, он поведал мне следующую историю:
— Когда-то в древние времена боги жили вместе с людьми. Как и люди, боги порой враждовали и вздорили между собой. Людям они — как и мы своим детям — прощали разные глупости и учили мудрости. Но со временем люди начали им завидовать и не слушать их наставлений. И вот однажды в своей заносчивости они решили, что довольно богам над ними властвовать. Тогда началась эпоха разрушения. Люди возненавидели богов и стали разрушать их творения — все те, что боги не успели навсегда опечатать тайной веков. Так мы до сих пор и враждуем между собой, оскверняя истинную веру и споря, чьё толкование единственное верное. Самих богов мы заточили в могилы книг, обесчестив и превратив в пугала небесные.
— Разве бог не один? — попробовал сострить я.
Он усмехнулся себе в седую бороду.
— Человек смотрит на мир через себя, как через призму, уменьшая всё до уровня своего сознания и своего эго. Если сделать наоборот, то ты почувствуешь себя всего лишь никчёмной пылинкой в космосе. Согласись, не очень лестная для горделивого человека перспектива.
Ты попробуй хоть раз отогнать все мысли и перестань играть свою партию первой скрипки. Просто постой и вслушайся в эту бесконечную симфонию мироздания — и всмотрись в чудо каждой мелочи. Разве можно всё это необъятное и непостижимое заключить в одно слово из двух-трёх букв? Это не вера, а математическое сокращение дробей до одной единицы с переменной «Я» в знаменателе. Суть религии заключается в неотступном поклонении одной цифре, одному слову. Суть же истинной веры — это уважение ко всему окружающему, созданному не тобой. Безусловное уважение, направленное не на себя, а в мир. Звучит просто, но на самом деле это слишком жёсткое требование. Разве может человек уважать, например, дерево или живущую под ним мышь? Уважать как равного себе всё то, что он самовольно лишил прав, души, чувств и унизил как побеждённого?
Вероятно, в этом была и вина богов, ведь человек изначально стремился возвыситься и стать им равным. Любви было ему недостаточно, он жаждал править. Не слушать советов, а давать их. Возможно, они предвидели эти события и предоставили ему созданный ими мир, мудро решив не обижаться на стремление человека быть самостоятельным. Боги ведь не люди, к чему им соперничать с ними в жестокости, умении убивать и лгать? Но прежде чем вознестись к звёздам, они создали кошек. И теперь всегда, когда они смотрят с выси на этот маленький и покинутый ими мир, изуродованный человеческой жадностью, они видят вечную кошачью улыбку и вспоминают добрый замысел жизни. А люди стали слишком скупы на время и никогда не смотрят на небо с доброй улыбкой. Ты, например, когда смотрел на звёзды?
Автор: Леопольд Валлберг
Фото: Виктория Яковкина